Медленный солнечный ветер
Шрифт:
Незаметно для обеих девочек в дверях внезапно появилась плоская худощавая женщина с высокими скулами и поджатыми губами. Она уже успела услышать окончание разговора, и теперь с недовольным видом прожигала взглядом свою старшую дочь.
— Прекрати врать, — холодным тоном произнесла женщина, и ни один мускул не дрогнул на ее лице. — Я прекрасно знаю, какие у тебя отношения с Авелем. Кажется, он не разговаривает с тобой с того самого случая, как ты подбила ему глаз.
— Мама… — глухо простонала
Затем женщина широкими шагами пересекла комнату и быстро задернула шторы. Дарко начал припоминать, что эти шторы в маленькой квартирке на Дражской улице висели до сих пор.
— И нечего смотреть в окно, — добавила она. — Ничего хорошего там не происходит.
— Что сказали в новостях, мама? — В глазах Димитрии появилась надежда и она вздернула подбородок, чтобы смотреть прямо на мать.
— Ничего, Димка.
— Как, ничего?
— Электричество отключили, — пробормотала женщина и неуклюже похлопала младшую дочь по голове. Малышка не шелохнулась: она прекрасно понимала, что маме сейчас не до нее.
В комнате повисла тишина. Дарко буквально слышал, как бьются три напуганных сердца, как переплетаются три сбивчивых дыхания. Себя он слышать не мог: его здесь, вроде как, и не было вовсе.
Чтобы скрыть свое разочарование, Димитрия отвернулась от матери и оказалась совсем рядом с невольным свидетелем произошедшего. Дарко она видеть не могла, но ему почему-то показалось, что в ее глазах промелькнуло что-то вроде узнавания, когда она снова начала смотреть сквозь него, в пустоту.
Для него было так странно видеть эту маленькую девочку. Он был старше нее больше, чем на десять лет, и для него она действительно была таковой. Неоперившимся птенцом. Димкой, как называли ее родные.
Теперь Дарко понимал, почему имя Димитрия так плохо вязалось с самой девушкой. На самом деле ее даже звали не так. Димка.
Маленькая Весна решительно соскочила со своего детского стульчика и, подбежав к сестре, кротко обхватила ее за талию. Димитрия не шелохнулась, но было заметно, как потеплело ее лицо. Она любила свою сестру всем сердцем, хотя порой и не решалась об этом говорить.
Бросив на своих дочерей ничего не значащий взгляд, женщина вскоре растворилась в дверях. Ее любовь к ним была другой, но едва ли ее сердце было способно на меньшую любовь. Она считала, что, если она не будет показывать дочерям своих чувств, то им будет легче тогда, когда ее не станет. Наивная, она думала, что война детей не затронет, но у этой войны не было правил, она не выбирала тех, кому было суждено умереть, а кому превратиться в зверей.
Спустя несколько бесконечных минут девочка оторвалась от сестры и, подойдя к окну, принялась растаскивать порознь широкие шторы.
— Ты что, обезумела?! — Димитрия тут же кинулась к сестре и стала оттаскивать ее от окна, но та упорно сопротивлялась, молча, не издавая ни единого звука.
— Помнишь… как ты любила… солнце… — с трудом выдавила Весна сквозь стиснутые зубы.
— Я ненавижу солнце! — Димитрия практически орала, начисто забыв о правиле, которое призывало всех жителей Сараево сохранять тишину, если они хотят остаться в живых. — Погасло солнце! Погасло! Нет теперь ничего, Весна! Как ты не можешь понять?!..
Пронзительные крики внезапно сменились глухими рыданиями, и хватка девушки заметно ослабла. Весна с округлившимися от испуга глазами со страхом смотрела на сестру, не в силах пошевелиться. Она была маленькой, но и в свои четыре она уже прекрасно знала: во время войны все срываются, даже самые сильные. Рано или поздно.
Димитрия медленно сползла вдоль стены на пол и, свернувшись калачиком, стала вздрагивать, глотая непрошенные слезы.
— Уходи, — шептала она сестре. — Уходи, больше не хочу тебя видеть.
Весна опасливо попятилась в сторону двери и вскоре исчезла за ней.
Прошло минут десять, может, больше. Дарко не знал, как течет время во снах, а особенно в чужих. Но затем на улице раздались приглушенные мужские голоса, которые в сознании Димитрии, в ее памяти выделялись особенно четко среди прочего шума. Девушка мгновенно затихла, рыдания прервались, и теперь она, ухватившись за подоконник, стала медленно приподниматься. Когда ее глаза наконец оказались на уровне окна, она замерла. Дарко видел, как гаснут ее глаза, как приоткрывается ее рот, не в силах исторгнуть крик ужаса.
"Нет", — прошептали ее губы, но было уже ничего не изменить.
Любопытство Дарко заставило его тоже подойти к окну. На земле — пять этажей вниз — группа Посланцев обступила в круг маленькую девочку. Она не плакала, не кричала и даже не пыталась в немой мольбе вскинуть кверху голову, чтобы посмотреть, не наблюдает ли сейчас кто за ней из окна.
— НЕТ! — уже вслух крикнула Димитрия и что было сил двинула кулаком по стеклу, которое в ответ задрожало, но так и не разбилось.
Девушка снова опустилась обратно на пол: она уже заранее знала, чем закончится эта история — такая же, как и сотни других. Но почему-то она думала, что их семьи Посланцы не коснутся. Кого угодно — только не их. Теперь Димитрия понимала, что они — не исключение, как она привыкла думать. Они — правило.
Димитрия закрыла лицо ладонями, пытаясь тем самым отгородиться от внешнего мира. Ее сестры больше нет. Нет маленькой Весны. А все из-за нее…
Видение постепенно стало расплываться, таять, окутанное тьмой и другими, менее важными, воспоминаниями. Дарко постепенно возвращался в свое тело, на заброшенное поле под уже разгромленным войной и временем городом.