Медленный солнечный ветер
Шрифт:
Возможно, он ушел так легко благодаря тому, что почти всегда был угрюм и молчалив, всегда в своих мыслях. Никто не знал, как он попал на корабль, никто не знал про то, как он потерял свою Эву, но, с другой стороны, в этой войне каждый кого-то потерял. У всех у них были семьи: жены, дети, братья-сестры… О них старались не вспоминать, как бы сильно ни любили, потому что каждый понимал, что, если эту боль насильно не заглушать, сама она никогда не утихнет. В конце концов, это же не их вина, что они выжили. Если бы те, кого они любили, не умерли, то они стали бы беженцами — превратились в недо-людей,
Теперь некому было уводить их жен, воспитывать их детей и ссориться с их отцами. А может, оно было и к лучшему.
До границы Сараево они шли молча. Дарко просто не любил трепать языком, а Димитрия уже и так привыкла к тишине. Ее ноша, которая сначала казалась не такой уж тяжелой, теперь давила, приминала ее к самой земле, и от этого ей тем более было не до разговоров.
— Нам нужно добраться до Белграда, — наконец нарушил молчание Дарко. — Оттуда раз в три дня уходит поезд в Сибирь. Если успеем на ближайший, ровно через две недели окажемся на месте, но, опять же, если повезет.
— В Сибирь? — удивилась Димитрия. Может, ее познания в географии и были далеки от совершенства, но уж то, что Норвегия и Сибирь находились чуть ли не на разных концах материка, она осознавала.
— У меня там знакомые. Попытаемся поторговаться с ними.
Поторговаться? Димитрия вопросительно приподняла брови. Наверное, это обойдется Дарко не очень дешево, и, особенно, если учесть, что деньги уже давно вышли из обращения, на что он там будет что-то выменивать?
— А если они не согласятся?
Дарко не ответил, но Димитрия и так поняла, что в таком случае с ними будет.
— Согласятся, — сухо произнес он спустя несколько минут молчания. И от безразличия, которое вложил эти слова, по коже Димитрии пробежались мурашки. Этот парень слов на ветер не бросал.
— Почему ты пошел?
— Что? — Неожиданность вопроса заставила мужчину обернуться, чтобы посмотреть Димитрии в глаза.
— Почему ты пошел со мной? Капитан сказал, что выделит ребят, которые будут вести меня.
— Что тебя не устраивает? — уже начиная раздражаться, спросил Дарко. У него отлично получалось не отвечать на вопрос и одновременно переводить стрелки на свою спутницу.
— Ты же знаешь, успех предприятия — максимум один к двум.
— Я бы сказал, один к десяти, — грустно ухмыльнулся мужчина.
В течение вечера никто из них больше не пытался заговорить. Про себя Димитрия все гадала, как им удастся преодолеть пешком такое немаленькое расстояние до Белграда, да еще и с таким грузом на плечах. Девушку спасала только выносливость, которую приобрел ее организм от облучения, — Дарко же помогали годы тренировок.
В своей прошлой жизни — до вторжения — он был корреспондентом крупнейшей сербской газеты "Благие вести". Родители не поощряли выбор сына, ступившего на опасное поприще журналиста. Деньги, правда, платили хорошие, и родители быстро угомонились, решив, что, видимо, уже ничего не исправить.
Отец Дарко всю свою жизнь служил летчиком-испытателем и хотел, чтобы сын продолжил его дело, но тот целыми днями проводил за книгами и мечтал прожить тихую, спокойную жизнь. Отец тщетно пытался воспитать в сыне мужчину, но затем вместо него это сделала война.
Иногда гнев — лучшее оружие. После смерти своей невесты Дарко был зол на все на свете — поступив в отряд капитана Лексы, он, не задумываясь, отдавал всего себя в каждой схватке с противником. Вскоре все движения были доведены практически до автоматизма, и Дарко, окрыленный чувством мести, делал все, что было в его силах.
Если бы сейчас Эва увидела его, то навряд ли бы узнала. До сегодняшнего дня Дарко почти никогда не улыбался, но сейчас, рядом с Димитрией, он стал чувствовать себя гораздо спокойнее, будто наконец нашел то, что искал все эти годы.
Эва стала бы превосходной матерью, подумал он. Она была сильная, мужественная и вместе с этим заботливая. Она смогла бы возродить человечество, но ей этого, увы, было уже не дано.
Городской ландшафт постепенно сменялся сельским: разрушенные дома, покинутые, одинокие. Мертвые деревни ютились одна на другой, и нигде не горел свет, а только нараспашку были оставлены двери, которые угрожающе скрипели при каждом дуновении ветра.
От мысли, что почти в каждом доме сейчас разлагалось человеческое тело, Димитрию пробила дрожь. Она еще никогда не выходила на улицу в такую темень, которая порождала в ее воображении все новые и новые ужасающие картины. Вот в колыбельке под теплым одеялом из верблюжьей шерсти лежало маленькое тельце. Глаза младенца закрыты, и, кажется, что он просто спит, только очень тихо…
— Нам нужно остановиться на ночлег. Ты еле ногами передвигаешь, — шепотом заметил Дарко, но Димитрия тут же замотала головой.
Ей не хотелось останавливаться в этом месте. Только не здесь, где в воздухе все еще стоял застарелый запах разлагающейся плоти. Домашняя скотина полегла первым делом, и девушка то и дело чувствовала, как чьи-то кости хрустят под ногами. Беженцы здесь съели и обчистили все, что смогли.
— Нет, — воспротивилась Димитрия, — не здесь. Вскоре пойдут открытые луга — можно передохнуть и там.
Дарко пожал плечами. Сейчас ему было не до размышлений по поводу фобий девушки. В отличие от Димитрии, радиация не затронула его вовсе, потому что он эвакуировался на стационарную станцию почти сразу после окончания войны. Можно сказать, что, приняв его в свою команду, капитан Лекса практически спас его от судьбы, постигшей многих беженцев. Но вместе с ужасами облучения Дарко не приобрел и его положительного свойства — а именно выносливости. Несмотря на то, что Димитрия была меньше него и намного слабее, сейчас она чувствовала себя почти такой же измотанной, так что Дарко немного слукавил, когда сказал девушке, что именно она выглядит неважно.