Медленный солнечный ветер
Шрифт:
Вот Весна была совсем другое дело. Она была правильная: не врала, не дралась, не грубила. И Димитрия боялась в ней это испортить — не хотела, чтобы сестра стала такой же, как она.
Заметив, что за ней наблюдает Дарко, Димитрия сочувственно поджала губы. Она не умела этого говорить, но она понимала его. Она так и не научилась говорить такие вещи, как и не сказала тогда родителям, что любит их. У нее просто язык не поворачивался. Она же не такая. Она — Димка "без эмоций". Она всегда считала их проявление чем-то постыдным, и вот теперь,
Он был слишком взрослым, чтобы понять ее, но она его понимала.
— Что случилось… с хозяевами дома? — хрипло спросила Димитрия; в глотке совсем пересохло.
— Может, подорвало, не знаю. — Дарко отвел глаза. Он лукавил: он знал ответ на этот вопрос так же хорошо как то, какой сегодня день недели. В любом случае, Димитрии не стоило этого знать.
А еще ей не стоило знать, что он, черт возьми, не успел их спасти.
— Понятно. — Димитрия развернулась в сторону входной двери. — Может, нам стоит уйти? — Вопрос прозвучал жалобно, слабо, словно девушке и вправду больше нравилось на улице, посреди хищных тварей.
Солдат кивнул. Ему больше нечего было делать в этом доме — если бы не то, что было спрятано за плинтусом, он бы сюда никогда не вернулся. В комнату, в которой они прежде жили с матерью, он и вовсе не хотел заходить. Он не был в ней, наверное, уже лет десять и хотел оставить все как есть — в одних только воспоминаниях.
— А там что? — Димитрию неожиданно привлекла позолоченная ручка, ведущая в одну из комнат. Такие ручки вандалы обычно отрывают первым делом: все, где есть хоть какое-то содержание золота, могло обеспечить им сытный ужин.
Дарко хотел остановить ее, но не успел: Димитрия уже вошла в комнату. И ему пришлось последовать за ней.
Димитрия еще никогда не видела такой светлой комнаты. Всю восточную стену занимало огромное окно. Не очень практичное в зимнее время, отметила про себя девушка. Конечно, оно было почти полностью разбито, но, если чуть-чуть поднапрячь фантазию, то можно представить себе, как тут было просторно и красиво. О такой комнате Димитрия и мечтать не могла — вот что отличает богатых от бедных. Деньги. Эти люди явно могли позволить себе все, что хотели.
Посреди комнаты стояла огромная массивная кровать из светлого дерева с пологом и кое-какими остатками шелковой ширмы, скрывающей обладателя кровати от посторонних глаз. Это была явно женская комната. Если даже быть точнее, комната молодой девушки. Туалетный столик был заставлен разнообразными флакончиками и пузырьками — беженцы такое не берут; на всякие женские штучки они не падки. А вот платяной шкаф был перерыт вдоль и поперек и не раз — об этом свидетельствовали накренившиеся полки и валяющиеся на полу вешалки.
Юная хозяйка дома.
Димитрия застыла на пороге комнаты, оглядывая все это разграбленное великолепие. Она живо представила себе, как девушка — немного выше и старше нее — медленно подходит к окну, кутаясь в атласный расписной халат и сжимая в руках чашку ароматного кофе. Кофе в те времена было достать еще сложнее, чем сигареты. Вот она откидывает назад струящиеся темные локоны и, гордо выпрямившись, изучает, как за окном опадает листва…
Дарко наверняка тайно в нее влюбился, подумала Димитрия. В такую богатую и красивую девушку невозможно было не влюбиться. И из всех претендентов на звание владыки королевства она выбрала его…
— Димитрия, — Дарко перебил ее фантазии.
Но она не оглянулась. Перед ее глазами проплывали сцены возможной жизни в этой комнате. Родись она здесь, ее бы никто не называл этим мальчишечьим именем Димка. Она бы наряжалась в шелковые платья, отвешивала книксены в сторону соседей и училась бы в частной школе. А еще флиртовала бы с сыном горничной, живущей с ней в одном доме.
— Димитрия, — повторил Дарко, — нам пора.
Девушка не слышала его. Дарко был где-то далеко-далеко: в другом времени, может, даже в другом измерении. Его голос доносился до нее сквозь густую дымку. Я сейчас, думала Димитрия, я скоро.
Кто-то грубо тряханул ее за плечо, и магия моментально рассеялась. Все тут же вернулось на свои места: разрушенная вандалами комната, она сама — маленькая Димитрия с пшеничной косой до пояса, — и кто-то еще, кто-то близкий, знакомый, с теплой кожей и мягким дыханьем.
В этой реальности Дарко не был сыном кухарки — он был подчиненным Посланцев. Марионеткой в их руках. И как бы он ни пытался бороться за свою планету, Посланцам это было все равно что укус комара.
Димитрия позволила Дарко вывести ее обратно на улицу. Она так и не поняла, зачем им нужно было приходить в этот дом, но вряд ли Дарко хотел вспомнить прошлое и пустить слезу. Это было не в его духе.
Перед тем, как свернуть обратно на центральные улицы, по которым тянулась целая процессия стремящихся на вокзал беженцев, Дарко протянул Димитрии фляжку с питьевой водой, предупреждая, что в ближайшие двое суток, которые им предстоит провести в поезде, им вряд ли удастся воспользоваться фляжками. Для беженцев чья-то вода автоматически становится общей, чья-то еда — общей, чье-то более-менее упитанное тело — общим.
— У беженцев матриархат, — объяснял Дарко, — так что первым делом твоими карманами заинтересуются именно женщины. Они более сильные и наглые. Мужчин стоит не так опасаться, хотя с ними тоже есть кое-какие проблемы. Если их что-то в тебе заинтересует — пуговица или носок — лучше отдавай без промедлений.
Димитрия молча слушала, но ее мысли в это время все еще находились в доме, в котором они только что были. Она все еще витала где-то в облаках, вся ее реальная жизнь осталась где-то позади, в другом мире.