Медленный солнечный ветер
Шрифт:
— Почему бы ей не пойти своей дорогой? — с плохо скрываемым раздражением спросил Дарко, когда они с Димитрией поравнялись. Оба прекрасно знали, что беженка со своим супер-слухом сейчас ловит каждое их слово, как бы тихо они ни говорили.
— Подозреваю, это не твое дело, солдат, — процедила девушка сквозь зубы. — Ты хоть когда-нибудь думал о ком-то, кроме себя?
— Я думаю о тебе, девушка-ходячая-катастрофа, но только до тех пор, пока это будет необходимо.
— Ах
— Вот именно, — самодовольно подтвердил Дарко, хотя и чувствовал, что был не до конца откровенен.
Заботиться о других — это все равно что ловить дым от сигарет. Его не положишь в карман и не засунешь обратно в сигарету. Одним словом, это пустая трата сил и времени.
— Сигареты? — Димитрия поневоле усмехнулась, когда Дарко изложил ей свою теорию. — Интересное сравнение, хотя, как я смотрю, именно сигареты ты не поощряешь.
— Отец моей невесты курил кубинские сигары. Чертовски дорогие — можно сказать, за завтраком и ужином он выкуривал целое состояние. Этот запах въедался в его одежду, а пепел оставался повсюду, куда только ступала его нога. В мои обязанности входило убирать этот пепел.
— Ты работал на них?
— Некоторое время. До тех пор, пока не поступил в институт.
— Ты не говорил об этом, солдат. — Димитрия вопросительно изогнула бровь. — И на кого ты учился?
Действительно не говорил, довольно отметил про себя мужчина. По выработавшейся за эти дни привычке он краем глаза поглядывал на свою собеседницу, и ему было приятно — приятно? — видеть ее в своем свитере. Она была такая худенькая, а свитер был такой большой, что не было видно ее рук — они прятались где-то в рукавах.
— Родители не приняли меня из-за профессии, которую я выбрал. Я был военным журналистом.
— Да ты… — начала было Димитрия, широко раскрыв рот, но Дарко ее перебил:
— Они думали, я подорвусь на какой-нибудь мине в Ираке или меня застрелит обезумевший кореец. Когда-то старшекурсники скармливали нам байки о том, что корейцы даже спят и в туалет ходят с оружием. Они говорили, что оно у них вшито в руку. Как оказалось, туфта. Я еще потом долго смеялся, как они смогли меня одурачить.
— Значит… ты был в Сибири… по работе? — догадалась Димитрия.
— Значит, был.
Почувствовав, что что-то неладно, Димитрия обернулась. Интуиция подсказывала ей, что что-то изменилось. Они забрели в какие-то пустые кварталы с трубами, покрытыми стекловатой и торчащими прямо из-под земли, словно огромные черви-мутанты из фильмов ужасов. Дома здесь были самые старые. Невысокие, серые, трухлявые. Город был заметно сегментирован на районы для разных нужд и разных слоев общества. Вот здесь, по-видимому, жили не самые богатые его представители.
Засвистел сильный порыв ветра, и Димитрия сквозь надвигавшееся облако пыли пыталась разглядеть неприятности. Самое странное, что она ничего не видела. Ни-че-го.
— Где Хранимира?! — закричала Димитрия, осознав, в чем было дело. Беженка пропала. Скорее всего, она услышала то, как Дарко говорил о ней, и решила убраться подобру-поздорову. — Ты, придурок! — Она повернулась к солдату и указала на него пальцем. Кричать сквозь неожиданно поднявшуюся пыльную бурю было довольно-таки тяжело. — Она из-за тебя ушла! Ты! Ты!..
Димитрия не находила слов. Это Димка тут же бы нашлась, что бы ответить. Но Димитрия уже не Димка. Совсем. Окончательно и бесповоротно.
— Успокойся! — рявкнул Дарко и со всей дури встряхнул девушку за плечи. Та моментально остыла. — Она ушла, потому что почувствовала, что мы уже приближаемся туда, где ей рады не будут. Таких, как эта девочка, Димитрия, убивают тремя выстрелами. Не церемонясь.
Димитрия поняла. На месте Хранимиры она поступила бы точно так же. Все разрешилось самой собой, хотя они так и не успели попрощаться. А как прощаются с беженками? Этого Димитрия, к сожалению, не знала.
— Хорошо, — сдавленно пробормотала она, тяжело дыша. Одновременно с ее словами буря улеглась. — Только отпусти меня, солдат. Мне больно.
Дарко снова заметил, что обращался с этой девушкой слишком жестко, слишком часто причинял ей боль, слишком сильно пытался подчинить. Он без лишних слов разжал руки, и Димитрия снова смогла нормально дышать.
— В следующий раз, когда я буду слетать с катушек, просто заткни мне рот, солдат, — попросила она. — Так я быстрее успокоюсь.
— Заметано, — без всякой иронии ответил Дарко и повел Димитрию в сторону неприметного серого здания — такого же серого и такого же неприметного, как и все здания вокруг.
Откуда он знал, где находились его "друзья", раз уж он не был в Сибири столько лет, Димитрия могла только догадываться. Этот мужчина вообще редко говорил о себе. Подумать только, сегодня он впервые сам упомянул в разговоре свою погибшую возлюбленную и, к тому же, рассказал о том, чем он занимался, пока был… человеком.
Только чувствовала Димитрия, что еще нескоро ей удастся вытащить из него столько информации о его прошлом. Если бы она знала, насколько же надолго растянется это "нескоро".
Хранимира ушла, и они снова были одни. Ненадолго, но все же. Они были наедине со своими прежними страхами и желаниями.
Димитрия постоянно думала о том, что с каждым днем она была все ближе к Весне (или к тому, что от нее осталось). Во сне сестра просила забрать ее тело. Да как эти мерзкие твари вообще могли к нему прикоснуться! Три года — Боже, целых три года! — они вытворяли с ней неизвестно что, в то время как Димитрия кисла от одиночества в своем чертовом Сараево.