Медленный яд
Шрифт:
– Офигеть, - протягивает Катька, - не спроста он там оказался. Видимо, заметил и следом отправился.
– Ага, конечно, - скептически качаю головой. Не может Илья таким альтруистом заделаться, не такой он человек.
– Может, ты ему нравишься? Вы же давно знакомы, - я резко поворачиваюсь к Кате, собираясь высказаться, но замолкаю. Никто не должен знать о том, что между нами происходит, и она – в том числе. Не из-за недоверия, просто все, что касается Кирилла, мое личное, и делиться с другими больно. Даже тем, как поступил Илья, что он на самом деле
Обо всем этом я думаю, но не говорю.
– Давно. Но у него есть девушка, а я – вдова.
– Прости, - Катя замолкает, и нам обеим становится неудобно. Зачем я вообще об этом заговорила?
– И ты меня, - извиняюсь, находя руку подруги и крепко сжимая.
– Я, наверное, зря тебя в клуб вытянула. Но мне хотелось, чтобы ты развеялась, чтобы забыла немного… на полчаса хотя бы. Пожила обычной жизнью.
– Не вини себя, все нормально. Мне было полезно.
И все равно внутри щекочет неприятное ощущение, сродни предательству. Я так легко согласилась нарядиться, выйти на танцпол, точно и не теряла мужа, человека, которого так крепко любила. Меньше двух месяцев прошло, и вот я уже не в черном – в ярком платье.
И все это начинается выходкой Ильи и заканчивается его же появлением.
Заколдованный круг, и куда бы я не подалась, везде его наглая рожа с холодным взглядом.
– Знаешь, бабушка не муж. Но когда ее не стало, я тоже долго убивалась. Но жизнь продолжается, нельзя держать траур годами. Тебе не отведено столько времени, чтобы проживать его в вечном горе. Надо двигаться дальше, надо разрешать себе слабости. Ты не придаешь память Кирилла, когда улыбаешься или радуешься. Он же любил тебя , а значит, хотел, чтобы ты была счастлива, а не грустила каждый день. Позволь себе это.
Катя шепчет жарко, торопливо, точно боится, что ее перебьют. Из глаз катятся слезы, щекоча виски, прячась в волосах.
– Спасибо, - я говорю тоже тихо.
Гоша укладывается в ногах, вздыхает, ворча что-то сквозь сон, а я засыпаю, чувствуя облегчение.
Глава 14. Александра
– Подъем, Санька!
Катька кричит с кухни, и я тру глаза, переворачиваясь на бок. С кухни вкусно пахнет яичницей, кофе – такие приятные и непривычные уже запахи. Для Кирилла я завтрак готовила, а для себя – нет.
– И чего тебе не спится с утра пораньше?
– Обед уже, сонное царство!
В студенческие годы я часто ночевала у Кати, и мне очень нравилась ее семья. Простая, не очень богатая, но такая дружная. Бабушка кормила нас пирожками, папа встречал с дискотеки, чтобы мы не шатались поздно одни, а ее мама учила меня вязать. В нашей семье все тоже самое происходило чопорно и слегка театрально, у них – весело и тепло. В квартире всегда жили кошки, собаки, попугаи, ручная крыса Севка и красноухая безымянная черепаха.
Сама Катя была единственным человеком, кто знал о моем романе с Кириллом, и то далеко не сразу – она разоблачила меня курсу ко второму.
– На дачу рванем? Только на твоей машине, у меня кондиционер не работает, а на улице жарень.
Я стою, привалившись к косяку, и улыбаюсь. Выходные, чтобы не думать ни о чем. Полная перезагрузка, которую я заслужила.
– У меня купальника нет.
– Этого добра у меня навалом, на даче какие хочешь найдем.
Мы завтракаем неторопливо, подшучивая друг на другом, а потом на автобусе добираемся до парковки, где остался мой автомобиль.
– Везёт же тебе, Санька, на такой тачке катаешься, - Катя проводит рукой по приборной панели и тут же осекается, словно ляпнула что-то лишнее.
– Все нормально, - привычно повторяю.
– Только не загоняйся! Тебе надо отдохнуть, - перебивая, Катя хватает меня за ладонь, и крепко сжимает. Ее лисьи, слегка раскосые глаза серьезны.
– Надо. Как там ваша Говнянка, ещё не пересохла?
И подруга выдыхает, рассказывая про речку, про соседей справа, про отца, который каждые выходные чинит домик. Я цепляюсь за ее слова, улыбаюсь, даже шучу, только кажется, что я опять не здесь и все это ненатурально.
Катин дом стоит на пригорке, выше многих, и мы медленно проезжаем вверх, останавливаясь возле большого куста боярышника.
– Пап! – кричит Катя, хлопает дверьми, достает сумки с вещами – столько энергии в каждом ее движении. Даже рыжеватые волосы, от природы завитые кудрями, подпрыгивают вместе с хозяйкой в такт ее шагам. – Цыц, Марс! Пап, Сашка приехала!
– Шумная ты, Мещерякова, - хмыкаю, помогая протиснуться подруге в узкую калитку, мимо лающего пса. Марс, которого я помню щенком, вырос в огромного, мохнатого зверя, и не узнает меня. Бренчит цепью, пока отец Кати, дядя Толя, не оттаскивает его в сторону.
– Какие люди, - он вытирает тряпкой руки, а потом обнимает меня. От дяди Толи пахнет костром, солнцем и потом, но этот запах не отпугивает, напротив.
– Выросла-то как, - привычно шутит он, - сейчас по голове не погладишь.
– Рада Вас видеть, - улыбаюсь, не зная, куда впихнуть сумку. Катька уже скрывается в доме, отводя занавеску на дверном проёме.
– Проходи, чего как не родная?
Я вспоминаю, что в последний раз мы виделись так же, на дне рождении подруги, после пятого курса института. Здесь, на их даче, собралась, кажется вся наша группа, а потом Кате попало за поломанную яблоню, под которой уснул одногруппник, за прожжённую столешницу и кучу окурков в банке из-под краски.
Мама Кати, тетя Вера, заваривает чай и мы пьем его на веранде, обливаясь потом и переглядываясь с подругой. По тому, как старательно ее родители обходят тему моей личной жизни, я догадываюсь, что Мещерякова рассказала им о случившемся.
Я рассказываю про работу, про недвижимость, внутри задаваясь вопросом – а им вообще это интересно? Но дядя Толя задает вопросы, а тетя Вера пытается подложить мне ещё пару пирожков.
– Спасибо, но мы на речку хотели, купальник не налезет, - с улыбкой я отказываться от угощений, а а Катька поддевает: