Медленный яд
Шрифт:
– Санька на вечной диете, не кормите ее, мне оставьте.
– Твои мослы уже ничем не исправить, - отмахивается отец, и мы смеемся.
На втором этаже, в комнате подруги, очень душно. Комната, обитая рейками, до сих пор обклеена старыми, выцветшими плакатами. Бритни Спирс, Наталья Орейро, Джастин Тимберлейк, - на календарях конец девяностых, начало двухтысячных, и мне кажется, что я попала в машину времени.
– Знакомые все лица, - пока Катька швыряется в вещах в поисках купальника, я забираюсь с ногами
– О, нашла! Помню же, мамина заначка была, с биркой ещё!
Она кидает мне чёрное бикини, новое, оставшееся, судя по всему, с тех времён, когда тетя Вера держала магазин одежды.
– Если сиськи не влезут, поищу другой, - но белье приходится в поручение, и мы, подхватив пляжный коврик, идём на берег реки.
От дома недалеко: минут пятнадцать бодрым шагом, вниз с горы. Солнце печет, обжигая спину, и я смахиваю с лица капельки пота.
– Ты плавать так и не научилась?
– А ты?
Мы хихикаем, подходы к воде и выбирая место почище. Берег илистый и вода кажется мутной. Я осторожно бултыхаю босой ступней.
– Я только загорать, - отзываюсь скептически.
– Лечебная, между прочим, грязь, Влади, - хмыкает подруга, но нырнуть в воду не спешит. Часа два мы лежим молча, лениво переворачиваясь со спины на живот и обратно. Сквозь закрытые веки я вижу солнечные круги, расходящиеся разноцветными полосками.
– Красота, - тянет Катя, - это тебе не Бали.
– Не знаю, я там не была.
– Бора-Бора?
– Нет.
– Мальдивы?
– Тоже нет. Турция и Куба.
– Ну разве этим нас удивишь? То ли дело в Говнянку окунуться
– Так и иди, - предлагаю, лениво открывая бутылку с ключевой водой.
– Санька, - Катя в нерешительности чешет нос, забирает у меня бутылку, крутит ее в руках. Я жду, когда она первой решится заговорить, но Мещерякова мнётся.
– Говори уже, не томи.
– А ты Кирилла любила?
– Конечно, - удивляюсь. Разве могло кому-то показаться иначе? Я не кричала об этом на весь мир, считая, что счастье любит тишину, но после свадьбы наших отношений не скрывала. – А с чего такие вопросы?
– Да так, - отмахивается она рукой, но я не верю.
– А теперь правду говори.
– Ну просто спросила, Сань, чего пристала? Дура я, вот и вопросы дурацкие.
– Мы друг друга любили, Кать. И для меня его потеря настоящая трагедия, - теперь мне хочется оправдаться, объяснить, почему я веселюсь, хотя прошло всего пятьдесят дней, каждый из которых наполнен болью, страданием и одиночеством. За исключением двух последних, когда подруга рядом.
– Давай не будем больше, я поняла, - но я не могу остановиться и несу что-то о наших отношениях, о том, что мне, кроме Кирилла, никто не был нужен, так же, как и ему…
Но в этот момент я вижу Катино лицо. Очень близко и настолько хорошо, что понимаю: Мещеряковой есть что возразить. Она открывает несколько раз рот, но молчит.
– Говори.
– Что именно?
– Правду, Катя, - я уже злюсь, что мы вообще затеяли этот дурацкий разговор, - ты что-то знаешь.
– Нет!
– Катя, черт возьми! Ты подруга моя, начала, так договаривай!
Я поднимаюсь, упирая руки в бока. Она сидит, хмуро глядя на речку, и кусает губы.
– Он изменял тебе.
В глазах на мгновение темнеет, и кажется, что земля теряет устойчивость.
– Дальше! – выдыхаю, опускаясь обратно на колени.
Катя нервно дёргает кончик хвоста, и старается в глаза мне не смотреть.
– Я… ну… видела с его другой девушкой. Давно, не помню когда, - повышает голос, видя что я собираюсь задать следующий вопрос, - может два, может три года назад.
– Ты ошибаешься, - очень тихо произношу я, но знаю, что подруга не врёт.
– Нет, Саша, нет. Они в машине целовались, на стоянке. Его я разглядела, а девушка все время боком была.
– Он меня любил, Кать, - я точно уговариваю сказать, что это неправда, но слышу только:
– Мне очень жаль…
Глава 14. Александра
Я чувствую, как дрожит нижняя губа, а в носу свербит.
– Санька, я такая дура, - Катя хватает меня за плечи, пытается встретиться со мной взглядом, но я не двигаюсь, - надо было молчать! Что же я вечно порчу-то все.
– Ты правильно сделала.
Сколько их вот таких , молчащих, среди моих знакомых? Среди наших с Кириллом общих друзей, среди коллег, среди родни?
Я делаю судорожный вздох, заталкивая рыдания внутрь.
Подруга прижимается ко мне, и от этого простого жеста меня уже не остановить: слезы текут, прочерчивая по лицу две соленые полосы.
– Он тебя любил, Санька, только тебя, - пытается утешить меня Катя.
– Тогда почему… изменял? – слово такое дурацкое, противное, даже выговорить его трудно. Словно произнося его вслух, я признаю: да, так и было, я верю.
– Может, не изменял, может, она сама его, - попытки оправдать Кирилла и утешить меня так смешны и нелепы, но Катька слов не жалеет, пытаясь исправить ситуацию.
– Остановись, пожалуйста, - я мягко отстраняю ее, - мне надо подумать.
– Только в город не уезжай, - пугается она, - нельзя одной оставаться.
Я, наконец, смотрю на Катю:
– Хорошо. У меня только один вопрос: это не могла быть … Лиза?
В ее взгляде – удивление и непонимание. Она смотрит на меня недоверчиво, будто сомневаясь в моей адекватности.
– Я не сошла с ума. Просто вспомни, да или нет?
– Не… Нет. Не знаю. Черт побери, это не Лиза, почему тебе вообще в голову пришла такая?..