Медное королевство
Шрифт:
– Рассказывают, бойня была чудовищная. Гезири, понятное дело, были вооружены зульфикарами, а вот шафиты орудовали «огнем Руми».
– «Огонь Руми»? – переспросила Нари. Название показалось ей смутно знакомым.
– Человеческое изобретение, – объяснила Низрин. – Вещество, которое липнет, как деготь, и сжигает кожу даже Дэвам. «Огонь – огнепоклонникам», – так они кричали, шафиты. – С болезненным видом она опустила глаза. – Его до сих пор используют. Именно так джинны, убившие мою семью и обокравшие наш храм,
Нари вмиг переполнило острое чувство вины.
– Прости меня, Низрин, я и понятия не имела.
– Ты не виновата, – ответила она. – Откровенно говоря, я боюсь, что в больнице все происходило гораздо страшнее. Я не читала тех мемуаров, что бану Манижа, но, обнаружив их, она почти не разговаривала в течение долгих недель.
– Некоторые нюансы наводят на мысли о том, что это был акт возмездия, – осторожно добавил Картир. – Такая жестокость… не бывает беспричинной.
Низрин нахмурилась.
– Этим джиннам не нужна причина, чтобы проявить жестокость. У них это в крови.
Жрец покачал головой.
– Не будем обманываться, госпожа Низрин, и у нашего племени руки бывали в крови. И я бы не хотел внушать эти мысли нашей юной Нахиде. – На его лице промелькнула тень. – Бану Манижа говорила в подобном духе. Это сильно ей навредило.
Низрин сузила глаза.
– У нее были причины, чтобы так говорить, и тебе это известно.
В дверь постучали. Низрин сразу смолкла. Находясь в Дэвабаде, всегда, и даже в Великом храме, нужно было проявлять осторожность в высказываниях о Кахтани.
Но сейчас в дверь просунул голову отнюдь не шпион.
– Бану Нахида. – Джамшид сложил пальцы домиком в знаке почтения. – Не хотел прерывать, но из дворца прислали за тобой паланкин.
Нари рассердилась.
– Ну конечно. Упаси Создатель, чтобы я провела в собственном храме хоть минуту сверх дозволенного времени. – Она встала и поглядела на Низрин. – Ты идешь?
Низрин отрицательно покачала головой.
– У меня здесь остались кое-какие дела. – Она пригвоздила Нари строгим взглядом. – И, пожалуйста, ради всего святого, постарайся воздержаться от экскурсий по городу.
Нари закатила глаза:
– Держу пари, даже родная мать не висела бы у меня над душой так, как ты.
Она прошла мимо Низрин, и та вдруг взяла ее за руку – жест, строго запрещенный правилами храма. Ее взгляд был полон теплоты.
– Но ее здесь нет, дитя, поэтому оберегать тебя – наша обязанность.
Искреннее беспокойство на лице женщины отчасти усмирило гнев Нари. Сколько бы они ни спорили, Низрин оставалась единственной мало-мальски родной для Нари душой в Дэвабаде. Нари не сомневалась, что наставница желает ей только самого лучшего.
– Ладно, – проворчала она и, сложив ладони, обратилась к Низрин и Картиру вместе: – Да будет гореть ваш огонь вечно.
– Взаимно, бану Нахида, – ответили ей.
– Экскурсия по городу? – спросил Джамшид, когда дверь за ними закрылась. – У тебя такой вид, словно только что получила нагоняй.
– Узнала еще одну темную страницу из истории Дэвабада. – Нари надулась. – Хотела бы я хоть раз услышать рассказ о том, как наши предки наколдовали радугу, вышли на улицы, дружно пустились в пляс, и больше ничего не произошло.
– Легче держать обиду, когда помнишь только плохое.
Нари поморщилась:
– Да, наверное, ты прав.
Она отбросила мысли о больнице и повернулась к нему лицом. Тусклый свет коридора особенно сильно выхватывал тени у него под глазами и обрисовывал острые углы носа и заострившихся скул. Пять лет прошло с того дня, когда Дара чуть его не убил, а Джамшид так и не выздоровел до конца. Однако все это время шел на поправку – тягостно-медленным темпом, который у всех вызывал только недоумение. От плечистого лучника, которого Нари впервые увидела, когда он, верхом на несущемся в атаку слоне, ловко метал стрелы из лука, осталась лишь бледная тень.
– Как ты себя чувствуешь?
– Как будто ты ежедневно задаешь мне один и тот же вопрос, хотя ответ всегда один и тот же.
– Я – бану Нахида, – сказала она, когда они вышли в главный молельный зал храма. Это было огромное помещение, предназначенное вмещать тысячи Дэвов. Высокий потолок держался на нескольких рядах разрисованных колонн, а вдоль стен протянулась череда алтарей, посвященных самым почитаемым фигурам за многовековую историю их племени. – Это мой долг.
– Я в порядке, – заверил он, останавливаясь, чтобы рассмотреть посетителей храма. – Здесь сегодня толпа.
Нари проследила за его взглядом. Действительно, в храме яблоку негде было упасть. И, похоже, многие пришли сюда издалека: отшельники в поношенных хламидах и целые семьи паломников с круглыми глазами делили место с дэвабадскими буржуа.
– Твой отец не преувеличивал, когда говорил, что народ начнет съезжаться за месяцы до Навасатема.
Джамшид кивнул.
– Это самый важный из наших праздников. Наступает новый век свободы от оков Сулеймана… Целый месяц мы чествуем жизнь и славим предков.
– Это повод тратить деньги и много пить.
– Это повод тратить деньги и много пить, – согласился Джамшид. – Но тебя ждет настоящая феерия. Состязания и гуляния на любой вкус, на прилавках – только самое новое и интересное со всех концов света. Парады, фейерверки…
Нари застонала.
– Работы в лазарете будет невпроворот.
Джинны подходили к увеселениям со всей серьезностью, а к опасностям перебрать – без должной серьезности.
– Думаешь, твой отец вернется к этому времени?