Медноголовый
Шрифт:
— Неужели мы ничего не можем сделать с этими штуками?
Ли прочистил горло и объяснил, что пушки на такую высоту не добивают, поэтому единственное, что можно сделать, — это попробовать выбить экипаж гондолы прицельным огнём мощных винтовок.
— Но, — добавил Ли, — сомневаюсь, что такие винтовки имеют необходимую дальнобойность.
— Что-то же можно предпринять? — злился президент.
— Орлы. — воодушевлённо вмешался генерал Смит.
Густавус Вудсон Смит, 1821–1896.
Ли и Дэвис недоумённо воззрились на него. Смит согнул пальцы, изображая птичью лапу:
— Обученные орлы, мистер президент, могут пробивать оболочку аэростатов когтями!
— Ну да, ну да… — с сомнением пробормотал Дэвис, косясь на Ли.
Тот стыдливо вперился взглядом в лужу, будто надеялся рассмотреть в её глубинах ответ на все стоящие перед Конфедерацией вопросы.
А вдалеке гремели пушки.
— Вперёд! Вперёд!
Казалось, Мика Дженкинс напрочь позабыл другие слова. Он гнал своих солдат вперёд, не обращая внимания на потери, гнал, понукал, подбадривал. Бригада забралась далеко вглубь занятой янки территории, и других подразделений южан поблизости не наблюдалось, но молодого полковника из Южной Каролины это мало трогало.
— Вперёд! — без устали повторял он, — Вперёд! Врежем поганцам-янки! Барабанщики, почему я вас не слышу? Вперёд!
Пуля на сантиметр разминулась со скулой Дженкинса, будто отвесив ему тёплую воздушную пощёчину. Полковник заметил облачко дыма, отлетающее с кроны сосны чуть в стороне и, пришпорив коня, догнал ближайшую роту:
— Дымок видите? Сосна слева от куста боярышника. Там где-то в ветвях у вершины засел стрелок. Сделайте-ка его жену вдовой.
С десяток бойцов опустились на одно колено и спустили курки. Крона затряслась, пронизанная свинцом, и вниз выпало тело, удерживаемое верёвкой.
— Молодцы! — похвалил Дженкинс, — Вперёд!
Гравюра, опубликованная в еженедельнике «Харперс-Уикли» в 1862 году: «Меткий стрелок Потомакской армии в засаде». Стрелок вооружён винтовкой с оптическим прицелом системы Моргана Джеймса.
Старбак подобрал себе винтовку Спрингфилда образца 1842 года с клеймом в виде пальмы, подсумок с зарядами и натянул форменную куртку, снятую с убитого южнокаролинца. На груди с левой стороны мундира зияла маленькая дырочка, напротив которой на спине расплылось здоровенное кровяное пятно, но такой мундир был лучше, чем ничего. Теперь Натаниэль дрался, как конный пехотинец, заряжая винтовку и ведя огонь прямо из седла. Он скакал чуть позади развёрнутой в линию бригады Дженкинса, кровавой занозой всё глубже вонзавшейся в тыл янки. Звуки основного сражения доносились откуда-то справа, но та битва, казалось, не имеет никакого отношения к маленькой личной войне, которую вела здесь бригада Дженкинса.
Они пересекли дорогу, снесли ограду и вступили в лес. С мёртвого стрелка-янки, висящего вниз головой, натекла лужа крови. Его винтовка, дорогая, сделанная на заказ, с длинным, во весь ствол оружия, прицелом, застряла в нижних ветках. Один из уроженцев Джорджии слазил за ней и, довольный, нагнал товарищей на краю рощи, где бригада столкнулась нос к носу с полком северян. Мика Дженкинс скомандовал:
— Клич!
Бригада разразилась улюлюкающим воем. Строй северян скрылся за волной порохового дыма. Несколько пуль просвистели вокруг Старбака. Конфедераты падали, хрипя и обливаясь кровью, но серая цепочка неуклонно катилась вперёд под понукания Дженкинса:
— Оставьте раненых! Оставьте! Вперёд!
Янки торопливо перезаряжали оружие, сверкая шомполами, но блеск штыков и несмолкающие потусторонние завывания наступающих южан лишили синемундирников твёрдости духа. И они побежали.
— За ними! За ними! — орал Дженкинс.
Вдогонку северянам грохнул залп. Кое-кто из янки поднял руки вверх, но Дженкинсу только пленных не хватало с собой тащить для полного счастья. У северян отбирали оружие и, накостыляв для порядка, приказывали убраться с глаз долой.
Следующий батальон северян, как и все части янки, с которыми сегодня судьба сводила бригаду Дженкинса, не имел ни кавалерийской, ни артиллерийской поддержки. Их полковник просто не успел организоваться для отпора, потому что спустя миг после появления из леска деморализованных остатков соседнего полка на пшеничное поле вывалила орава воющих, как дьяволы, мятежников. И необстрелянный полк присоединился к разбитому, наперегонки мчась к перекрёстку, где ядро южной группировки армии МакКлеллана сдерживало натиск дивизии Хилла. И теперь, при виде главного поля боя сегодняшнего дня, Мика Дженкинс, наконец, скомандовал бригаде: «На месте стой!» Идти дальше значило напрашиваться на истребление. Перед бригадой расстилалось открытое пространство, забитое палатками, фургонами, зарядными ящиками и артиллерийскими передками. Правее виднелась развилка, две превращённые в руины фермы и семь посечённых свинцом сосен. Там, у неприступного редута, решалась судьба нынешней схватки. Огонь пушек выкашивал наступающих южан ряд за рядом. Здесь Джонстон намеревался сомкнуть с флангов клещи на горле отвлечённых атакой с фронта северян, но с флангов никто не наступал, и дивизия Хилла таяла под градом картечи.
По чистой случайности двенадцать сотен бойцов Дженкинса оказались в тылу янки. Днём-то их было девятнадцать сотен, но семь сотен убитых и раненых стали ценой, заплаченной за фантастический марш по тылам противника. И вот бригада получила шанс поставить в этом марше жирную победную точку.
— Ряды вздвой! — приказал Дженкинс, — Заряжай!
Двенадцать сотен бойцов, стоящих двумя неровными шеренгами, забили в стволы двенадцати сотен винтовок двенадцать сотен пуль Минье. Двенадцать сотен медных капсюлей сели на двенадцать сотен шпеньков, и двенадцать сотен курков были отщёлкнуты назад.
— Цельсь!
Целиться-то было особенно некуда. Никто из врагов не спешил встать лицом к лицу с бригадой, только палатки и обозы. Над сдвоенной шеренгой ветер колыхал флаги: пальму с луной Южной Каролины, три золотых колонны Джорджии, синие кресты с белыми звёздами Конфедерации. У копыт лошади Дженкинса грудой валялись шесть захваченных вражеских знамён, которым предстояло украсить собой стены дома родителей Дженкинса на плантации острова Эдисто-айленд.
Дженкинс поднял саблю, выждал мгновение и рубанул воздух:
— Пли!
Двенадцать сотен пуль свистнули над топкими полями. Пули никого не убили и не ранили, но грохот залпа оповестил обороняющихся в редуте северян о том, что у них в тылу творится нечто неладное. Значит, решили янки, пора делать ноги от перекрёстка Севен-Пайнс, перекрёстка семи сосен. Первой из редута побежала пехота; последними поняли, что дело — швах, пушкари. Старбак видел, как серая волна прихлынула к форту. Грохнуло последнее орудие северян, хлестнув по рядам южан картечью, но ощетиненная штыками толпа уже перелилась через выложенные из мешков с песком парапеты, и вдруг поле перед бригадой Мики Дженкинса стало синим от удирающих северян. Янки бросили всё на свете: палатки, пушки, обоз, раненых. Бросили две разбитые фермы рядом с семью искромсанными соснами. Бросили обегрённый кровью редут.