Медный институт
Шрифт:
– Iron Maiden! – попытался скаламбурить Коля.
– Я такое не слушаю, – ответил Леха, – мне Чиж сейчас нравится!
– Не, не знаю такого…
–Ты что, ландух, что ли? – удивился Петров.
– Это кто такой? – улыбнулся в ответ Коля.
– Это так у нас называют лохов. Ты что, Чижару ни разу не слышал? Может, ты еще скажешь, что девственник?
– Это не скажу, про меня поет «Агата Кристи»: «Я оптимист, я оптимист, я гетеросексуалист!». А Чижа твоего, может, и слышал, но все равно не знаю.
– У них уже вышло два альбома. Вот, например, песня О.К.: «Видишь, у нас в городке у всех все о'кей» – так это про наш Новорос! – взахлеб делился впечатлениями Петров, приводя в доказательство цитаты из песни. Конечно же, Николаю пришлось сходить в магазин «Союз» и купить свою первую кассету Чижа и компании. Фирменная кассета была недешевой, но он получил удовольствие, распечатывая ее и нюхая приятный
К зиме стало ясно, что встречаться с Аней не получится, а Насте больше стал нравиться Леха. Николай понял, что пора заняться Светкой Долговой. Как сказал Петров, «на безрыбье и рыбу раком», тем более, что она достаточно ревниво косилась на Колины подкатывания к Комиссаровой. Ему сильно хотелось внимания девушек, так как он к себе относился достаточно критично. Глядя в зеркало, Николай думал о себе: «Особой красотой я не блещу. Ну, шатен, ну, лицо чистое (а вон у Лехи постоянно где-нибудь фурункул вылезает), рост неплохой – 176 сантиметров. Не толстый, не худой, в меру общительный». Коля расчесывался на прямой пробор, и, несмотря на свое увлечение всякими рокерами, никогда не решался отпустить длинные волосы, а глаза у него были карие. Одевался он достаточно скромно: синие джинсы, светлая рубаха, сверху темный костюмный жилет (то ли рокерский, то ли хип-хопный) и черные туфли. Семья Коли тоже жила скромно, у него был младший брат Костя – на четыре года младше. Зарплаты отца – мастера на стройучастке, в принципе, хватало, мать работала в управлении общепита и снабжала семью продуктами. Много одежды у Николая не было, что-то новое появлялось нечасто, а он мечтал носить настоящую кожаную косуху. Но и девочки в группе в основном были не расфуфыренные, педфак в целом выглядел скромнее лечебного и стоматологического факультетов.
Так вот, насчет Долговой: после предварительных шуточек и перемигиваний, Чехову удалось заманить Светку к себе домой, конечно, в отсутствие семейства. Целоваться она была не против, но дальше массажа дело не пошло, и на следующий день оба конфузливо отворачивались друг от друга. Первую зимнюю сессию Николай сдал без троек, хотя с химией, которую он никогда не любил, пришлось попотеть. Зато нешкольные дисциплины, типа анатомии с гистологией, ему нравились, и осваивать их получалось. Коле хотелось стать хорошим врачом, и даже лечить детей по окончании мединститута он был согласен, так что его не смущали приколы лечебников типа: «Лучше скальпелем по сраке, чем учиться на педфаке!». Начался второй семестр, а с ним приблизилась весна, которой уже всем хотелось. Хотя весенних запахов еще не было, но заметно потеплело, и гормоны разбудили у Николая половой инстинкт. В голове заиграла песня «Сектора газа», которую он услышал еще в 9 классе: «Мой половой рефлекс настроен был на секс…». Когда ему исполнилось 18 лет, он пообещал сам себе, что самоудовлетворяться больше не будет, а иначе, справедливо считал он, с настоящими женщинами ничего так и не получится. Живую женщину ему сильно хотелось, но стало понятно, что от сверстниц добиться желаемого достаточно тяжело. И даже больше, чем женщину, Коле хотелось самоутвердиться: «Ведь я же не мальчик нецелованный, пора бы уже добиться признания!» – сердился он на себя.
Чехов стал оглядываться по сторонам – кем бы заняться? – и вспомнил, что еще на подготовительных курсах рядом с ним сидела высокая и взрослая Татьяна Малтышева, раньше него закончившая медучилище. Еще тогда она оказывала ему знаки внимания, но Николаю было не до того. Когда на ближайшей лекции он подсел к Тане, она была удивлена: широко открыла свои большие глаза и радостно улыбнулась. Она не была красавицей – на Колин вкус слишком худа, таз широковат, а грудь маловата, но улыбка у нее была привлекательная. Татьяна не скрывала, что внимание Чехова ей приятно. Как только позволила погода, они стали гулять на свежем воздухе, вдыхая запах первых расцветающих деревьев. Своим родителям Николай по-прежнему не докладывал, что с кем-то встречается, потому что вообще никогда не был с ними сильно откровенен. Отец его был личностью авторитарной: заводился с пол-оборота и мог сразу наорать, мать тоже не была особенно ласковой, а скорее сдержанной. Да и времена не сильно располагали к нежностям. В эти самые 90-е семья, проживающая вчетвером в двухкомнатной квартире, крутилась как могла: родители работали с утра до вечера, а оба сына активно участвовали в работе на даче, которая имела шесть соток площади и находилась за 25 километров от города. Николаю особенно активно пришлось поучаствовать в обработке не особенно плодородной земли и выращивании урожая, когда он учился в медучилище, а теперь он все чаще отговаривался, ссылаясь на занятость для подготовки к занятиям в институте, поэтому теперь больше стало доставаться 14-летнему Костику.
На самом деле Коля напрягался не сильно, учеба давалась ему достаточно легко, поэтому на девушек времени хватало. Расчет Николая на то, что с недевственницей будет все проще, оказался верен: Татьяна шла навстречу его ухаживаниям, и дело быстро дошло до поцелуев. Единственное, что ее смущало, и об этом она на все лады расспрашивала Колю – зачем она ему нужна? Ведь он красивее и моложе ее, и нравится многим девочкам на курсе – так звучали слова Малтышевой, что очень льстило Колиному самолюбию. В ответ он плел Тане всякую фигню и сам удивлялся, как эта брехня легко льется из его рта. Не меньше Николая удивляло и то, как легко девушка его объяснениям верила – наверное, верить сильно хотелось. Скоро Татьяна пригласила его к себе в гости, они выпили немного вина, и, несмотря на присутствие родителей в соседней комнате, она ловко добралась до ширинки на его штанах. «Дважды два четыре, все идет по плану!» – думал довольный Коля, возвращаясь домой, и насвистывал что-то романтическое.
Наконец наступил апрель, зацвели тополя, а их запах Николай считал самым весенним. Семейство Чеховых в личном «Запорожце» на выходные укатило на дачу, и теперь Татьяна была у него дома. Несмотря на зашторенные окна, было достаточно светло, когда она отдалась Коле под бой бабушкиных часов. Этот секс, такой для него долгожданный, с одной стороны, порадовал его тело, а с другой стороны, оставил какой-то неприятный осадок на душе. Когда Малтышева узнала, что этот интим был у них первым и последним, она расстроилась. «Как маленькая!» – неприятно удивленный, подумал Николай. Клеился-то он к ней, как к взрослой, а не девочке, и теперь какие-то чувства? Но Таня всерьез обиделась, и больше они на лекциях рядом никогда не сидели… Чехов, хоть и в меньшей степени, но тоже был расстроен. Жалел он, правда, не о расставании с Татьяной, а о том, весна в разгаре, а половые отношения с ней слишком быстро закончились. «Может, надо было еще потянуть и этими свиданиями ей голову поморочить? – терзался он сомнениями. – Да нет, не настолько она клевая, дальше бы все об этом узнали, и что тогда?». «Теперь реноме не пострадает, все ты правильно сделал» – успокоил его какой-то внутренний голос.
Но больше всего утешил его Леха Петров:
– Слушай, Колян! – обратился он, – Я смотрю, ты такой весь музыкальный…
– В смысле? – не понял Николай.
– Ну, то напоешь что-нибудь, то насвистишь…
– Ну, в общем, да! – успокоился Коля, – А что?
– Вот, пойдем, покажу, – заговорщицки подмигнул Леха, – Смотри, что я в нашем институте надыбал! – и он показал Коле дверь за сценой в лекционном зале на третьем этаже старого корпуса, – Заходи, тут меня уже знают.
Они вошли в длинное, слабо освещенное прямоугольное помещение размером примерно 4 на 10 метров. Первое, что бросилось в глаза Николаю, была большая черная колонка с косой надписью мелом «Marshall fuck», стилизованная под название известного бренда звуковой техники. Спрятавшись за ней, тихонько бренчал на электрогитаре худой и взрослый парень с длинными волосами, в узких черных джинсах и футболке с логотипом какой-то HMR-группы. Он поднялся со стула им навстречу:
– Александр, – натянуто улыбнулся он, и вяло пожал протянутую Колей руку.
– Он заведует всей музыкальной аппаратурой академии, прикинь, – вступил Петров – На днях факультетов видел колонки – это все он выставляет! А гитар здесь сколько – зацени!
Чехов крутил головой по сторонам, рассматривая провода, колонки, синтезатор, барабаны и скудную мебель. «Ударник, ритм, соло и бас, и, конечно, ионика», – пронеслась в голове строчка Чижа.
– Леха говорит, ты тоже в этой деятельности желаешь поучаствовать? – спросил Александр.
– Желаю… – согласился Николай.
– Ну, вот и занимайтесь! – с облегчением проговорил музыкальный начальник, и первокурсники вышли в ярко освещенный коридор.
– Этот гитарАст переходит на последний курс лечфака, – продолжил Петров, – Всему нас научит и выпустится из института. А мы тут всем заправлять будем, прикидываешь? Так что я подсуетился, пока никто раньше нас это все не замутил!
– А, теперь понял! – отвечал Николай.
– И это еще не все новости, – радостно сообщил Леха. – У нас будет своя рок-группа: я буду на гитаре играть, а ты – петь!
– Ух ты, – у Коли аж глаза на лоб вылезли, – Вот это круто! – и они вприпрыжку побежали вниз по лестнице, хлопая от радости друг друга по плечам.
Правда, по этой лестнице в ближайшее время им пришлось тащить в цокольный этаж пианино, так как вся музыка переезжала туда. Зато уже в мае они с Лехой занимались подключением аппаратуры и выставляли звук на дне стомата. Оказалось, что Петров раньше уже занимался этим в своей новороссийской школе, поэтому он был главным, а Коля – на подхвате. Ведущий дня факультета – армянин, работавший по ночам ди-джеем в модном клубе, четко произносил в микрофон слова: