Медовая ловушка
Шрифт:
— Дитер, — мягко ответил ему Салим, — ты же сам знаешь, что из наших игр выходят только ногами вперед.
Рольник с уважением относился к Салиму — это был хороший боец, жесткий, бесстрашный, но он привык подчиняться приказам. Рольник чувствовал себя свободнее, и поэтому ему почти всегда удавалось выйти сухим из воды.
Передвигаться по Бейруту опытному человеку совсем нетрудно. В полуразрушенных кварталах есть где спрятаться. По городу разъезжало большое количество автомобилей без номеров, полных вооруженными людьми. Затеряться среди них ничего
Рольник не любил придумывать сложное прикрытие. Однажды он, правда, изображал водителя фургона международного Красного Креста, другой раз — журналиста из Ирландии, страны, о которой в Ливане и не слышали. Но такие игры ему не нравились, потому что ненадежное прикрытие не обманет опытных людей, а в Бейруте полно профессиональных контрразведчиков.
Рольник решил, что они будут действовать открыто — насколько это возможно. Они были в шляпах, плащах, шейных платках — в темноте немногим отличались от большинства жителей города, в котором шла война.
С собой у них было оружие, снаряжение и большая черная сумка со взрывчаткой. Поодиночке они тихо пробрались в полуразрушенное здание по соседству со штаб-квартирой сирийцев. Они должны были провести в засаде весь день, наблюдая за происходящим у сирийцев, надо было убедиться в том, что цель на месте. Если бы они ворвались в здание, а советского офицера там не оказалось, все пошло бы насмарку. Повторить атаку было бы невозможно.
Все четверо расположились в здании и занялись наблюдением. Только один из них нервничал, потому что это была его первая операция. Но Рольник не беспокоился на его счет. Он знал, что Салим не подсунет ему негодного человека.
Они почти не разговаривали. Ели очень мало, тщательно осматривали оружие. Больше всего времени ушло на подготовку снаряжения, необходимого для того, чтобы проникнуть к сирийцам. Рольник сам проверил тонкий, но крепкий канат черного цвета с алюминиевым гарпуном.
В штаб-квартиру сирийцев постоянно входили какие-то люди. У входа дежурили два вооруженных охранника, которые сменялись каждые четыре часа. Сирийцы установили жесткий контроль над всем районом и считали, что к штабу могут приблизиться только уже проверенные люди.
Наблюдение подтвердило, что все сирийское начальство расположилось в комнатах на верхних этажах — подальше от улицы, с которой могут стрелять по окнам. Рольник убедился в том, что как минимум два европейца находятся в здании. Правда, не совсем ясно, где их искать ночью — в здании четыре этажа. К вечеру стало ясно, что центр активности переместился на третий этаж.
Служба безопасности Башира арестовала четырех человек, которые приехали в Бейрут из долины Бекаа. Они пытались продать три килограмма героина в Восточном Бейруте. Один из арестованных оказался другом и сторонником отца Башира — Пьера Амина, бывшего президента Ливана. Жена арестованного бросилась к нему за помощью.
Пьер вызвал начальника службы безопасности своего сына и высокомерно приказал ему освободить этого арестованного.
Тот отказался.
— Если бы это был гашиш, я бы отпустил его. Но они продавали героин — он убивает людей.
— Они хотели продать героин за границу, это не наше дело.
— Хорошо, — сказал тот, — я посоветуюсь с Баширом.
Пьер потерял терпение.
— Тебе незачем советоваться с Баширом, если я приказываю тебе его выпустить!
Однако тот все-таки пошел к Баширу, пересказал весь разговор, но Башир велел держать торговцев наркотиками в тюрьме.
Пьер дулся на сына три недели. Он вообще часто бывал недоволен своим сыном. Пьер испытывал нечто вроде ревности — он был слишком стар, и власть уходила к молодому и полному сил Баширу.
Пьера нельзя было назвать чистоплюем, но он чувствовал себя старомодным, когда узнавал об очередной операции Башира. Башир устранил своего главного соперника среди христиан Дэни Шамуна в тот момент, когда их отцы обедали вместе и Дэни был уверен в своей безопасности. Пьер был возмущен, но не мог не признать, что операция была проведена идеально. Армия Башира стала реальной силой, остальным христианским вождям оставалось только присоединиться к нему.
Башир пользовался авторитетом отца, но следил за тем, чтобы отец не сказал ничего лишнего.
Башир однажды переводил Пьера в беседе с американскими конгрессменами, потому что отец не знал английского. Башир переводил так, как считал нужным. Когда один из конгрессменов, знавший французский, обратил внимание на то, что перевод не соответствует сказанному, Башир осадил американца:
— Простите, сэр, но я лучше знаю, что мой отец хочет сказать.
Башир устроил Кристи интервью со своим отцом. Пьер принял Кристину на террасе своего дома. Принесли кофе и печенье. Кристи нашла поведение Пьера забавным. Он словно не мог примириться с тем, что мир теперь интересуется не им самим, а его сыном.
Кристи спрашивала отца о сыне. Тот рассказывал только о себе.
Она спрашивала о том, когда в семье осознали, что у Башира есть качества лидера. Пьер рассказал о своей борьбе за освобождение Ливана от французской оккупации. Кристи интересовалась его мнением относительно слухов о том, что Башир хочет стать следующим президентом. Пьер рассказал о том, как он основал фалангистскую партию.
Самое любопытное, что на следующий день Башир заставил Кристи подробно пересказать её интервью с Пьером. В душе он все ещё был мальчишкой, который нуждался в одобрении отца.
Совещания в сирийском штабе были хуже партийных собраний у него дома. И на тех, и на других приходилось сидеть, тараща глаза на оратора. Разница состояла в том, что у себя на партсобраниях полковник Пьянков хотя бы понимал, что говорят выступающие.
На долгих и муторных совещаниях с сирийцами он совершенно терял нить разговора, хотя его переводчик — молоденький лейтенант из Дамаска, выпускник Института военных переводчиков, быстрым шепотом старательно излагал многословные и велеречивые выступления сирийских офицеров.