Медовое путешествие втроем
Шрифт:
«Муж тоже понимает, что Андрей – Катина кровь. Я хотела уволить прислугу, ведь не слишком приятно постоянно видеть ту, кто произвел на свет сына Юрия. Но муж сказал: «Нет! Катя нам теперь родной человек. Никто не сможет лучше нее позаботиться о ребенке. Выброси из головы глупости, радуйся, что есть сын». Я не способна ударить собаку, обидеть кошку и, уж конечно, не наврежу ребенку, – было написано на одной из страниц. – Но никогда не смогу испытать искреннюю нежность к Андрею. Он – Катин. Господи, пошли мне мою родную девочку!»
Катю и Ксению связывала крепкая
А что же Юра? Малинин рано уезжал на работу, поздно возвращался, видел сына в основном спящим, ни о каких душевных смятениях Лены и Кати не знал, считал себя счастливым мужем и отцом, был безгранично благодарен Екатерине, которая из простой прислуги превратилась в родственницу. И конечно, Юрий Иванович понятия не имел об одной большой проблеме, имя которой – Полина Гавриловна.
Глава 25
На раннем сроке беременности Катю замучил токсикоз. Приезжая к матери в гости, она часто бегала в туалет. Когда приступ дурноты случился впервые, дочь соврала:
– Съела на станции пирожок и, похоже, отравилась.
Полина Гавриловна поверила.
Когда через неделю Катю снова скрутило, мать поджала губы. А еще через семь дней, увидав позеленевшую дочку, выходящую из сортира, она воскликнула:
– Ты беременна! Ну наконец-то! Когда свадьба? Кто жених? Почему не познакомишь нас?
Катерина забормотала про то, что заболела гастритом, но Полина Гавриловна всегда умела вытянуть из дочерей все, что те пытались скрыть. Узнала правду и очень обрадовалась:
– У меня скоро родится внучок!
Сколько Катя и Ксюша ни объясняли ей суть суррогатного материнства, Полина Гавриловна, прекрасный, но необразованный человек, твердила:
– Я давно поняла, что ребенок от Юрия. Можете не сомневаться, я никому ничего не скажу. Уж не дура, знаю, что надо помалкивать.
– Мама, я только вынашиваю младенца, – устало повторяла Катя. – Биологически он Малинин, моей крови в нем нет ни капли, у меня не было близости с хозяином.
– Доченька, – отвечала Полина, – я тебя не ругаю и не осуждаю. Все понимаю: ты решила родить от Юры, но мальчик останется в семье отца. Так порой женщины поступают, чтобы обеспечить малышу хорошее будущее. Ну что мы ему дать можем? А Малинин ему даст отличное образование, потом своим наследником сделает.
В конце концов Катерине надоело обсуждать эту проблему, и она заставила верующую мать поклясться на иконе, что та никогда не выдаст тайну. Старшая
Катюша помчалась к Малинину и честно рассказала, как относится к ситуации ее мама. Юрий неожиданно рассмеялся:
– Ладно, пусть приходит, только стоит молча и ни в коем случае не подходит к Лене. Жене не стоит знать о «бабушке».
С тех пор Полина Гавриловна всегда тенью появлялась на всех детских праздниках и на линейках первого сентября. Юрий делал вид, что понятия не имеет, кто такая пожилая принаряженная старушка, стоящая чуть поодаль от него и сына. А Полина Гавриловна ни разу не сказала ни словечка «внуку» и «зятю». Зато дома она безостановочно твердила Ксении:
– Андрюшенька так вырос! Самый красивый мальчик в классе! А уж умница… По глазам видно, он станет известным ученым.
В трехкомнатную квартиру, которую Катя получила за роль суррогатной матери, Розовы не переехали, остались в Кузякине, а просторную жилплощадь сдавали за большие деньги.
Когда у Малининых случилась трагедия и они остались на пепелище, Ксения подсказала Кате:
– В Ложкине срочно продают дом. У его хозяина неприятности с законом, он удрал за границу, а его жене надо как можно быстрее избавиться от особняка, а то на него могут наложить арест, и тогда Сыромятникова ни копейки не выручит.
Катя передала информацию хозяину, а Юре было все равно, куда ехать, только бы подальше от того места, где погибла его маленькая дочь. Вот так Малинины оказались в Ложкине. Потом Андрюша сделал подкоп под забором, стал потихоньку бегать в кузякинский торговый центр. Откуда Ксения узнала про лаз? Когда лоточница впервые увидела мальчика в деревне, она мигом позвонила сестре. Но Катя не занервничала.
– Знаю, Андрейка сделал подземный ход под изгородью. Маленький он еще, думал, что тайно копает, а в стирку испачканные землей вещи бросал.
– Так запрети ему из дома уходить! – воскликнула Ксения.
– Елена беднягу совсем завоспитывала, – пояснила Екатерина, – нет у пацана никакой свободы, пусть хоть ненадолго человеком себя почувствует. В Кузякине тихо, да и ты там работаешь, приглядывай за Андрюшей, но ни во что не вмешивайся. Пусть он думает, что на воле пасется. Если что стремное заметишь, сразу мне звони. Елене Сергеевне и Юрию Ивановичу я ничего про Андрейкину хитрость не расскажу.
Ксения теперь, когда видит мальчика в магазине, не спускает с него глаз, но не мешает ему. Вот совсем недавно, может, дней пять назад, она наблюдала, как Андрей разговаривает в местном кафе с какими-то приезжими, мужчиной лет пятидесяти и лысым инвалидом, сидевшим в специальной коляске. Собеседники его были неместные. Вели они себя тихо, о чем-то шептались, не скандалили, не дрались. Потом мужчина увез парализованного, а Андрей отправился домой. Ксения ничего предпринимать не стала, зачем нервничать, если дурного не происходит?