Медовый десерт
Шрифт:
— Я и не общаюсь. — Грейс пожала плечами. — Я… случайно столкнулась с ним, когда ездила на собеседование. Он работает в центральной. — Грейс намеренно умолчала о деталях.
— Ну и как он? Как сложилась его жизнь? Господи… прошло ведь сколько… двадцать лет? Он женат? Дети есть?
Грейс поняла, что не может ответить ни на один из этих вопросов. Она не спрашивала его о жизни, а сам он не рассказывал.
Было ли у него кольцо?
Кусок свинца в груди стал еще ощутимее, когда она задумалась об этом. Хотя это нелепо. Конечно же к этому времени он успел жениться. И обзавестись кучей детишек.
Она покачала головой.
— Не знаю, мы перебросились всего парой слов, — сказала она.
— Ну а как он выглядит? — Триш вздохнула и приложила руку к груди. — Он всегда был таким красивым мальчиком.
— Вроде он до сих пор неплохо выглядит, — пробормотала Грейс.
Он выглядел потрясающе. Совсем как прежний Брент, только более зрелый и оттого еще более сексуальный.
— Ладно, мне пора.
Она поспешила к другому концу стола, по пути чмокнув Таш и Бенджи в макушку. Бенджи улыбнулся ей, а Таш взъерошила волосы, словно пытаясь стереть поцелуй.
Грейс проигнорировала этот показной жест.
— Увидимся в половине шестого, — сказала она детям, после чего схватила свой портфель и направилась к выходу.
— Пригласи его как-нибудь к нам на ужин. Было бы замечательно снова увидеться с ним.
— М-м-м… — неопределенно отозвалась Грейс.
Вот уж этому не бывать!
Вышло так, что она снова встретила Брента только на третий день своей работы во время обеденного перерыва. Она стояла в очереди в кафетерии, когда ее охватило столь знакомое ощущение его присутствия.
Ей не нужно было оборачиваться, чтобы убедиться в том, что он рядом. Им двоим никогда этого не требовалось.
— Грейс.
Она не потрудилась обернуться и посмотреть ему в глаза.
— Брент.
— Что ты выбрала? Здесь отлично готовят курицу с пармезаном.
— Я буду французский пирог.
Бренту надоело разговаривать с ее затылком.
— Дай угадаю. С чипсами в уксусе?
Грейс улыбнулась:
— Да.
Официантка вмешалась в их разговор, и Брент позволил Грейс сделать заказ.
— С вас двенадцать пятьдесят, док.
— Вот, — сказал Брент, улыбнувшись женщине средних лет, сидевшей за кассой. — Посчитайте вместе с моими и вычтите отсюда.
Грейс, которая протянула было свою карточку, наконец обернулась к нему:
— Я заплачу отдельно, Брент.
Только глухонемой идиот не услышал бы льда в ее голосе. Но от этого у Брента только прибавилось решимости. Он пожал плечами:
— Да ладно, в память о былых днях.
Горячая ярость разлилась в груди Грейс так быстро, что ей стало трудно дышать. Он что, совсем ничего не усвоил? Он хотел заботиться о ней, а все, чего хотела она, — это чтобы он понял: она — самостоятельная женщина. Ей нужен был не опекун, а партнер. Равный. Человек, не обращающий внимания на условности. Однако Брент, родившийся в неблагополучной семье, был ярым поборником традиций. Он мечтал обрести корни. Мечтал жениться, завести детей, создать всю эту невыносимую идиллию, окруженную белым заборчиком. Она же думала о карьере.
— Нет! — Грейс не собиралась рычать на него, но по округлившимся глазам медсестры, стоявшей за спиной Брента, поняла, что сдержаться ей не удалось. — Убери свои деньги!
Брент кивнул и спрятал купюру, мысленно проклиная себя. Не надо было этого делать, и не следовало этого говорить. Почему он вдруг почувствовал себя неуклюжим восемнадцатилетним подростком? Хотел доказать, что он обходительный и учтивый джентльмен, а не какой-нибудь шалопай из подворотни?
Грейс заплатила за свой обед.
— Нам надо поговорить, — сказала она и ринулась к незанятому столику.
Грейс продолжала кипеть от злости, наблюдая, как Брент очаровывает женщину за кассой, а затем неторопливо движется в ее сторону. В день собеседования на нем был костюм, который позволял лишь догадываться о том, какое совершенство скрывалось под ним. Сегодня же он был одет в брюки и рубашку, не оставлявших места для воображения.
Возможно ли, что за двадцать лет его плечи стали еще шире?
— Прости меня, — сказал он, поставив свой поднос на стол и присев напротив нее. — Это больше не повторится. Вообще-то я считаю, что в следующий раз заплатить за меня должна ты. Думаю, я даже мог бы договориться, чтобы они записывали все на мой счет, а в конце месяца присылали его тебе. Если хочешь, можешь и место мое на стоянке оплачивать.
Грейс уже открыла рот, чтобы выдать обличительную речь из серии «Да как ты смеешь?», но тут же закрыла его. Он широко улыбался. Сколько раз они сидели в кафетерии, поглощая отвратительную университетскую еду и смеясь над его глупыми шутками?
Кажется, это было только вчера.
Она приподняла бровь:
— Бьюсь об заклад, у заведующего отделением неотложной помощи есть собственное парковочное место.
Брент снова ухмыльнулся:
— Да, тут ты меня поймала. Тогда только за обеды будешь платить, договорились?
Грейс почувствовала, как ее злость тает под его лучезарной улыбкой. Она и сейчас была готова целовать эти губы.
Желание протянуть руку и погладить дорогую ткань его рубашки, как она сделала бы раньше, поселилось внутри ее словно живое, дышащее существо. Вместо этого Грейс заставила себя взять в руки вилку и нож.
За едой они болтали о вводном курсе, который она проходила в больнице, а еще она рассказала ему о доме, который купила. Двадцать минут пролетели незаметно. Бренту нравилось слушать Грейс. Ее голос был точно таким, каким он его запомнил, — успокаивающим и мелодичным. На самом деле она почти не изменилась. Многое в ней было ему знакомо. Ее потрясающая улыбка. Ее манеры. Несомненно, ее судьба сложилась удачно, и он разрывался между чувством радости за нее и досадой от того, что она жила богатой и полноценной жизнью без него.
Конечно, ее прическа изменилась кардинально. И появились очки. Он знал, что у нее сильная дальнозоркость и без специальной оптики она бы ничего не видела, но почему очки?
— Так почему ты не носишь линзы? — спросил он, когда в разговоре повисла пауза.
Грейс пожала плечами:
— С линзами было столько проблем за все эти годы. Очки проще. К тому же они отлично защищают от брызг. Не представляешь, сколько раз мне в лицо попадала кровь пациентов, а очки защищают мои глаза.
Брент кивнул. Он понимал это, поскольку за годы работы сам много раз сталкивался с ранами, из которых хлестала кровь.