Медовый месяц в улье. Толбойз
Шрифт:
– А я помню только, что начала вести себя по-свински, а потом передумала. Питер, это не уничтожило то, что ты сказал раньше? Не испортило все?
– Уверенность, что я могу доверять тебе больше, чем себе? А ты как думаешь? Но послушай, душа моя, давай, ради бога, возьмем слово “обладать”, повесим ему на шею кирпич и утопим. Не желаю ни произносить, ни слышать его – даже в самом грубом физическом смысле. Оно бессмысленно. Мы не можем друг другом обладать. Можем только все отдать, рискнув всем, что имеешь [281] , – Шекспир, как сказал бы Кирк… Не знаю, что на меня сегодня нашло. Похоже, что-то сорвалось с цепи. Я сказал слова, о которых думал, что не смогу выговорить раньше, чем доживу до ста лет – а тогда их уже и нечего говорить.
281
У.
Перевод с англ. Т. Щепкиной-Куперник.
– Наверное, это такой день. Я тоже много чего сказала. Кажется, я сказала все. Кроме…
– Это правда. Этого ты так и не сказала. Всегда находишь для этого другие слова. Un peu d’audace, que diable!.. [282] Ну?
– Я люблю тебя.
– Сказано смело, хотя мне пришлось вытаскивать это из тебя, как пробку из бутылки. И почему эта фраза такая трудная? “Я” – личное местоимение, именительный падеж, Л-Ю-Б-Л-Ю – люблю, глагол, действительный залог, значение – что ж, согласно правилу мистера Сквирса [283] , ступай в постель и поработай над этим.
282
Немного отваги, черт побери!.. (фр.)
283
Уэкфорд Сквирс – злой учитель из романа Ч. Диккенса “Николас Никльби”.
Окно все еще было открыто; погода стояла странно тихая и теплая для октября. Где-то поблизости кот – вероятно, рыжий и облезлый – возвысил голос в долгом вопле неутолимой страсти. Правая рука Питера пошарила по подоконнику и схватила гранитное пресс-папье. Однако потом он передумал, разжал пальцы, другой рукой опустил раму и запер окно. – Кто я такой, чтобы бросать камень в ближнего своего?
Он зажег свечу, погасил лампы и стал подниматься по лестнице.
Две минуты спустя Бантер, движимый бог знает каким свирепым импульсом, швырнул сапог из окна задней спальни, и на этом вопль затих.
Глава XIX
Колючий плод
– Питер, что тебе снилось под утро? Ты так стонал. Он был раздосадован.
284
Название главы взято из этой же поэмы. Перевод с англ. В. Топорова.
– Господи, я что, опять за свое? Я думал, что на учился держать свои сны при себе. Я что-то говорил? Выкладывай, не щади меня.
– Я не смогла разобрать слов. Но звучало это, как будто – мягко говоря – тебя что-то тяготит.
– Какой я, должно быть, приятный сожитель, – горько сказал он. – Я знаю. Мне об этом и раньше говорили. В постели великолепен – пока не усну. Я не имел права рисковать, но ведь всегда надеешься, что когда-нибудь пройдет. Впредь я буду уходить.
– Не валяй дурака, Питер. Твой сон закончился, как только я тебя обняла.
– Верно. Теперь вспоминаю… Мы впятнадцатером шли через колючую пустыню, и все были скованы вместе. Я что-то забыл – сделать или сказать кому-то, – но цепь не давала остановиться… Песок набился в рот, кругом мухи и другие твари… На нас были синие мундиры, и надо было идти…
Он осекся.
– Не знаю, почему мундиры синие. Обычно сны как-то связаны с войной. А рассказывать сны – это последняя стадия эгоизма.
– Я хочу послушать. Звучит очень скверно.
– Оно и было скверно… Наши ботинки развалились от ходьбы… Я посмотрел вниз и увидел вместо ног кости, причем черные, потому что давным-давно мы были повешены и начинали уже рассыпаться на куски.
– Mais priez dieu que tous nous veuille absoudre [285] .
– Да, это оно. Очень похоже на Ballade des Pendus [286] . Только было жарко, небо раскалилось, и мы знали, что конец пути будет хуже его начала. И во всем был виноват я, потому что забыл – не знаю что.
– А чем все кончилось?
– Оно не кончилось. Оно изменилось, когда ты ко мне прикоснулась, – кажется, дождь пошел и еще какие-то хризантемы… Это был всего лишь старый сон про ответственность, к тому же в щадящем варианте. И это, кстати, странно – я ведь знаю, что я что-то забыл. Когда проснулся, на языке вертелось – но потом пропало.
285
Молитесь, чтоб грехи простил нам бог (фр.). Рефрен “Баллады повешенных” Франсуа Вийона. Перевод Ю. Кожевникова.
286
“Балладу повешенных” (фр.).
– Вернется, если не будешь его тревожить.
– Хорошо бы, тогда бы меня не так мучило чувство вины… Здравствуйте, Бантер, что это у вас? Почта? Боже милостивый, что у вас в руках?
– Наш шелковый цилиндр, милорд.
– Цилиндр? Не говорите чепухи, Бантер. В деревне мы такого не носим.
– Сегодня утром похороны, милорд. Я подумал, что ваша светлость, возможно, пожелает их посетить. В другой стопке молитвенники и черный костюм.
– Но на деревенские похороны я уж точно могу пойти без траурного костюма и цилиндра!
– Традиционные знаки уважения высоко ценятся в сельских сообществах, милорд. Но как будет угодно вашей светлости. Прибыли два фургона за мебелью, милорд. Внизу ждут суперинтендант Кирк, мистер Макбрайд и мистер Соломонс. С позволения вашей светлости – полагаю, мне следует поехать на машине в Броксфорд и заказать вещи первой необходимости, такие как пара складных кроватей и котелок.
– Питер, – сказала Гарриет, подняв глаза от своей корреспонденции, – тут письмо от твоей мамы. Она пишет, что сегодня уезжает во Вдовий дом [287] . Охота в поместье закончена, Джеральд и Элен едут на уикенд к лорду Аттенбери. Она спрашивает, не хотим ли мы присоединиться к ней на день-два. Думает, нам не помешает развеяться и отдохнуть – не друг от друга, как она предупредительно уточняет, а от того, что она называет домоводством.
287
Дом, обычно расположенный поблизости от главной усадьбы поместья и предназначенный для проживания вдовы покойного владельца.
– Моя мать – удивительная женщина. Ее способность попадать в яблочко – это почти колдовство, тем более что на первый взгляд она палит не глядя. Домоводство! Судя по всему, у нас один только дом и останется.
– Как тебе ее идея?
– На твое усмотрение. Нам придется куда-то уехать, если только ты и вправду не предпочитаешь котелок и походную кровать, которых, как намекает Бантер, нам тут не избежать. Но говорят, что неразумно раньше времени осложнять семейную жизнь свекровью.
– Свекровь свекрови рознь.