Медовый месяц в улье. Толбойз
Шрифт:
Она обратилась к мистеру Паффету за подтверждением, и Гарриет, воспользовавшись возможностью, спросила Питера:
– Мы посылали венок?
– Бог его знает. Бантер, мы посылали венок?
– Да, милорд. Тепличные лилии и белые гиацинты.
– Строго, просто и подобает случаю. Бантер сказал, что очень признателен.
– Там были все, – сказала мисс Твиттертон. – И доктор Крэйвен пришел, и старые мистер и миссис Соуэртон, и Дженкинсы из Броксфорда, и тот странный молодой человек, который приходил сообщить нам о дядиных несчастьях, а мисс Грант привела школьников, и все они принесли цветы.
– И Флит-стрит [302]
– Очень хорошо, милорд.
– Боюсь, пивную бочку конфисковали, – сказала Гарриет, глядя на мистера Паффета.
– Вот незадача, – сказал Питер. Он снял пальто, а вместе с ним – последние остатки степенности. – Что ж, Паффет, придется вам разок снизойти до бутылочного. Говорят, его изобрел Исаак Уолтон [303] . Однажды на рыбалке он…
302
На лондонской Флит-стрит располагаются редакции крупнейших газет.
303
Исаак Уолтон (1593–1683) известен не только как автор трактата о рыбной ловле, но и как биограф Джона Донна. Утверждение об изобретении пивной бутылки оставим на совести лорда Питера.
Его разглагольствование было неожиданно прервано Биллом и Джорджем, сошедшими со второго этажа. Один из них нес трюмо и умывальник, а другой – кувшин и небольшой букет ночных ваз. Обоим, похоже, нравилось, что в комнате собралась такая большая компания. Джордж радостно подошел к Питеру.
– Извиняюсь, шеф, – проговорил он, помавая вазами в сторону мисс Твиттертон, сидевшей возле лестницы. – Там наверху всякие бритвы и серебряные помазки…
– Фу! – серьезно сказал его светлость. – Грубостью вы ничего не добьетесь. – Он стыдливо набросил пальто на непристойный фаянс, добавил шарф, увенчал кувшин цилиндром и завершил картину, повесив зонтик на протянутую руку Джорджа. – Вальсируйте отсюда через другую дверь и попросите моего слугу объяснить, что тут к чему.
– Будет сделано, шеф, – отвечал Джордж и удалился, неуклюже переступая ногами, потому что цилиндр норовил перевесить всю конструкцию.
Викарий, ко всеобщему удивлению, разрядил обстановку, заметив с мечтательной улыбкой:
– Можете мне не верить, но в Оксфорде я как-то раз водрузил этот предмет на Памятник мученикам [304] .
– Правда? – отозвался Питер. – А я был в числе тех, кто привязал по зонтику над каждым из цезарей [305] . Зонтики принадлежали членам колледжа. А! Вот и выпивка.
304
Монумент в память о трех англиканских епископах, сожженных заживо в XVI веке.
305
Цезарями называют скульптурные головы, украшающие ограду Театра Шелдона в Оксфорде.
– Спасибо, – сказала мисс Твиттертон. Она грустно покачала головой, глядя в стакан. – Как вспомню, что в прошлый раз, когда мы угощались хересом лорда Питера…
– И не говорите, и не говорите! – подхватил мистер Гудакр. – Спасибо. А! Вот это я понимаю.
Он задумчиво подержал вино во рту, явно сравнивая его букет с букетом лучшего пэгфордского хереса – не в пользу последнего.
– Бантер, в кухне есть пиво для Паффета.
– Да, милорд.
Мистер Паффет, которому напомнили, что он находится, некоторым образом, не на своем месте, подхватил свой изогнутый котелок и сердечно произнес:
– Очень любезно со стороны вашей светлости. Пойдем, Марта. Снимай шляпку, шаль и давай подсобим тем юношам снаружи.
– Да, – сказала Гарриет. – Миссис Раддл, вы понадобитесь Бантеру – нужно будет приготовить какой-то обед. Мисс Твиттертон, вы останетесь? Поешьте с нами!
– Ой, нет, нет. Мне надо домой. Вы очень добры.
– Только не спешите уходить, – добавила Гарриет, когда Паффет и миссис Раддл исчезли. – Я так сказала только из-за миссис Раддл, которую иногда нужно поторопить, хотя по-своему она великолепная прислуга. Мистер Гудакр, не хотите ли еще капельку хереса?
– Нет-нет. Мне уже нужно бы домой.
– Не забудьте ваши растения, – сказал Питер. – Гарриет, мистер Гудакр убедил мистера Макбрайда отдать кактусы в хорошие руки.
– За вознаграждение, несомненно?
– Конечно, конечно, – сказал викарий. – Я ему заплатил. Это только справедливо. Он должен блюсти интересы своих клиентов. С другим человеком – кажется, его фамилия Соломонс – пришлось потруднее, но нам удалось договориться.
– Как же вам это удалось?
– Ну… я заплатил и ему тоже, – признался викарий. – Но совсем немного. Незначительную сумму. Меньше, чем они стоят. Не хотелось думать, что их отвезут на склад, где о них некому заботиться. Крачли за ними так хорошо ухаживал. Он прекрасно разбирается в кактусах.
– В самом деле? – спросила мисс Твиттертон так резко, что викарий уставился на нее в замешательстве. – Рада слышать, что Фрэнк Крачли выполнил какие-то из своих обязательств.
– Что ж, падре, – сказал Питер, – лучше вы, чем я. Мне они не нравятся.
– Они, может быть, не всем по вкусу. Но этот вот, например, – вы должны признать, что это в своем роде выдающийся экземпляр.
Шаркая ногами, он подошел к висящему кактусу и близоруко воззрился на него с преждевременной гордостью обладателя.
– Дядя Уильям, – проговорила мисс Твиттертон дрожащим голосом, – очень гордился этим кактусом.
Ее глаза наполнились слезами, и викарий быстро обернулся к ней:
– Я знаю. Поверьте, мисс Твиттертон, у меня ему будет хорошо и спокойно.
Мисс Твиттертон молча кивнула, но дальнейшему проявлению чувств помешал Бантер, который подошел к ней и сказал:
– Извините. Грузчики собираются очистить чердак и пожелали, чтобы я осведомился, что следует сделать с различными сундуками и предметами с ярлыком “Твиттертон”.
– О боже мой! Конечно же. Господи… Пожалуйста, скажите им, что мне лучше самой подняться и посмотреть… Понимаете, – боже, как же я забыла? – там хранится множество моих вещей. – Она обернулась к Гарриет и затрепетала. – Надеюсь, вы не будете против… Я не отниму у вас много времени… Но лучше бы мне самой взглянуть, что там мое, а что нет. Видите ли, мой домик так мал, и дядюшка любезно разрешал мне держать некоторое имущество… кое-что из вещей дорогой мамочки…
– Ну разумеется, – сказала Гарриет. – Вы можете ходить где хотите, а если нужна помощь…