Медовый месяц в улье
Шрифт:
В голосе миссис Раддл была странная смесь торжества и злости, которая, как чувствовала Гарриет, не вполне объяснялась инцидентом с курами. Но в этот момент из коридора вошел Бантер.
– Наилучшие пожелания от его светлости, миледи, а суперинтендант Кирк хотел бы на минутку с вами увидеться в гостиной, если у вас есть время.
Суперинтедант Кирк был крупный мужчина с мягким и задумчивым лицом. Похоже, он уже получил от Питера почти все нужные сведения, а потому задал совсем немного вопросов, чтобы уточнить время приезда в Толбойз и описание кухни и гостиной, когда они вошли. Особенно подробно он расспрашивал Гарриет о спальне. Вся ли одежда мистера Ноукса была там? Его туалетные принадлежности? Никаких чемоданов? Ничто не намекало, что он собирался спешно покинуть дом? Нет? Ну что же, это подтверждает версию, что мистер Ноукс собирался уехать, но не торопился.
Да не за что, сказала Гарриет и неуверенно спросила, не хочет ли он перекусить. Суперинтендант ответил, что не возражает, в данный момент гостиная ему больше не нужна. Он только хотел обменяться парой слов с этим самым Макбрайдом о финансовой стороне дела, но потом сразу же его отпустит. Он тактично отказался от приглашения за стол, но согласился перехватить хлеба с сыром на кухне. Когда доктор закончит, можно будет завершить опрос с учетом результатов медицинского исследования.
Годы спустя леди Питер Уимзи любила рассказывать, что первые дни медового месяца остались в ее памяти как длинная вереница разнообразных сюрпризов, прерываемая самыми невероятными трапезами. Впечатления ее мужа были еще менее связными: по его словам, в те дни ему казалось, что он слегка пьян и его подкидывают на одеяле. Капризная и своевольная судьба вдруг особенно резко дернула одеяло и забросила его к концу этого странного и неловкого ланча на седьмое небо. Он стоял у окна и насвистывал. Бантер, летавший по комнате, раздававший сэндвичи и устранявший следы беспорядка, которые оставались после отъезда трубочиста, узнал мелодию. Ее же он слышал вчера вечером в дровяном сарае. Ничто не могло хуже подходить к случаю, ничто не могло сильнее оскорбить врожденное чувство пристойности, но, подобно поэту Вордсворту, он мог сказать: “С восторгом слышу голос твой” [121] .
121
Цитируется стихотворение Уильяма Вордсворта (1770–1850) “Кукушка” (1802). Перевод с англ. Д. Мина.
– Еще сэндвич, мистер Макбрайд?
(Молодая жена в первый раз принимает гостей за своим столом. Странно, но так и есть.)
– Нет, спасибо, премного вам благодарен. – Мистер Макбрайд проглотил последний глоток пива и аккуратно вытер рот и пальцы носовым платком.
Бантер набросился на пустые тарелку и стакан.
– Надеюсь, вы поели, Бантер?
(Надо помнить о слугах. Лишь две вещи во вселенной неизменны: смерть и обед слуг – и вот они обе.)
– Да, спасибо, миледи.
– Как я понимаю, эта комната скоро понадобится полиции. Доктор еще там?
– По-видимому, он закончил свое исследование, миледи.
– Хорошенькое дельце, ничего не скажешь, – сказал мистер Макбрайд.
La caill’, la tourterelle Et la joli’perdrix — Aupr`es de ma blonde Qu’il fait bon, fait bon, fait bon, Aupr`es de ma blonde… [122]122
Французская народная песня, на момент своего написания в начале XVIII века бывшая солдатским маршем, а сейчас ставшая детской. Перевод А. Савиных.
Мистер Макбрайд оглянулся в возмущении. У него были свои представления о приличиях. Бантер рванулся к окну и привлек рассеянное внимание певца.
– Да, Бантер?
– Простите, ваша светлость. Но, учитывая печальное происшествие…
– Э… что? А, прошу прощения. Я издавал какие-то звуки?
– Мой дорогой.
Он едва заметно, украдкой, улыбнулся, как будто бросая ей вызов, но она не дрогнула и выдержала ровный тон укоряющей жены.
– Бедная мисс Твиттертон пытается заснуть.
– Да. Извини. Ужасно бестактно с моей стороны. Тем более в доме скорби и так далее. – В его голосе прозвучало странное раздражение. – Хотя лично мне не кажется, что хоть кто-нибудь – кто-нибудь – испытывает чувство утраты.
– Кроме этого Крачли с его сорока фунтами, – сказал мистер Макбрайд. – Он-то горюет взаправду.
– С этой точки зрения, – сказал его светлость, – вы должны быть главным плакальщиком.
– Думаете, меня ждут бессонные ночи? Это вряд ли, – возразил мистер Макбрайд. – Деньги-то не мои, – прямодушно добавил он. Он встал, открыл дверь и выглянул в коридор. – Надеюсь, они там не заснули. Мне надо немедленно ехать обратно в Лондон, поговорить с мистером Абрахамсом. Жаль, что у вас нет телефона. – Он замолк на мгновение. – На вашем месте я бы тоже особо не убивался. Как по мне, покойник был тот еще старый мошенник, туда ему и дорога.
Он вышел, и сразу задышалось легче, как если бы убрали похоронные букеты.
– Боюсь, что он прав, – сказала Гарриет.
– Ну и хорошо, так ведь? – нарочито легкомысленно отозвался Питер. – Когда я расследую убийство, не люблю излишне сочувствовать трупу. Личное отношение такого рода – дурной тон.
– Питер, тебе точно нужно это расследовать? Так не вовремя.
Бантер, сложив тарелки на поднос, отправился к выходу. Случилось неизбежное. Пусть сами договариваются. Его предупреждение прозвучало.
– Нет, не нужно. Но я думаю, что займусь этим делом. Убийства ударяют мне в голову, как вино. Я не могу от них отказаться.
– Даже сейчас? Никто от тебя этого не ждет! У тебя есть право иногда жить своей жизнью. И преступление такое мерзкое – грязное и противное.
– Вот в том-то и дело, – заговорил он с неожиданной страстью. – Потому-то я и не могу умыть руки. Оно не красочное. Оно не захватывающее. В нем нет ничего увлекательного. Грязная, скотская бойня, словно мясник поработал тесаком. Меня от него тошнит. Но кто я, черт подери, такой, чтобы выбирать себе преступления?
– Я понимаю. Но все-таки оно без спроса свалилось нам на голову. Тебя пока никто не просил помочь.
– Ты думаешь, меня так часто “просят помочь”? – спросил он с горечью. – В половине случаев я сам лезу помогать из чистого упрямства, из любопытства. Лорд Питер Уимзи, сыщик-аристократ, – боже мой! Состоятельный бездельник балуется расследованиями. Так ведь обо мне говорят?
– Иногда. Однажды я страшно вспылила, когда при мне так сказали. Еще до нашей помолвки. Это заставило меня задуматься, не слишком ли я к тебе привязалась.
– Серьезно? Тогда, пожалуй, мне не следует давать почву для таких обвинений. Какого дьявола люди вроде меня толкутся меж небом и землею? [123] Я не могу махнуть на все рукой просто потому, что случившееся создает неудобства для моей светлости, как Бантер говорит о трубочисте. Я ненавижу насилие! Я презираю войны, и убийства, и людей, которые ссорятся и дерутся, как звери! Не говори, что это меня не касается. Это касается всех.
– Конечно же касается, Питер. Продолжай. Во мне просто заговорила женщина или что-то в этом роде. Мне показалось, что тебе не помешало бы немного мира и покоя. Но похоже, лотофага [124] из тебя не выйдет.
123
У. Шекспир. “Гамлет”. Акт III, сцена i. Перевод с англ. Б. Пастернака.
124
Лотофаги – в гомеровской “Одиссее” беззаботный народ, который употребляет одурманивающие семена лотоса, чтобы удалиться от бед окружающего мира.