Медовый месяц
Шрифт:
— А вы определенно раздариваете свою благосклонность повсюду!
— Сравнительные закупки, знаете ли, — любезно ответила Лиза. — И кстати, только строго между нами, этот старый ковбой обставляет Эрика уже на старте.
— Полагаю, вам пора прекратить, — заявил Дэш. — Хани, если хоть словечко попадет к этим писакам, ваша задница станет достоянием общественности. Вы поняли меня?
— Да, поняла, — мрачно ответила Хани.
Лиза, вечно искавшая возможность сделать роль Дасти весомее, заулыбалась Хани из-за спины
— Пойду погуляю, — поспешно сказала Хани, не дожидаясь приказания Дэша убираться. Затаив дыхание, она торопливо пошла по аллее, пока не услышала, как захлопнулась входная дверь.
Позже, когда она остановилась у загона, восхищенно разглядывая трех лошадей Дэша и вдыхая острый аромат эвкалипта, к которому примешивался слабый запах конского навоза, до нее донесся звук отъезжающей машины Лизы. Ее охватила зависть, когда она думала о Лизе и Дэше, Лизе и Эрике, — эта Лиза знает все секреты женственности, а для нее самой они все еще остаются тайной.
Прошло немного времени, и появился Дэш — уже в клетчатой рубашке, джинсах и поношенных ковбойских сапогах. Из-под «стетсона» выглядывали еще влажные после душа волосы. Он протянул ей одну из двух принесенных с собой кружек кофе. Она приняла кружку, а он, поставив ногу на перекладину изгороди, уставился на лошадей. Она тоже поставила ногу на жердь.
— Прошу прощения, — наконец сказала Хани. До ее сознания стало понемногу доходить, что, коли ты не прав, проще извиниться, чем искать оправдания. — Я знала, что уговор был не появляться раньше полудня
Он отхлебнул кофе из белой керамической кружки.
— А я знал, что вы знаете.
И все. Не стал ни читать нотаций, ни вдаваться в подробности. Вместо этого показал на животных в загоне:
— Те две только на четверть породистые, а этот — чистокровный арабский скакун. Я содержу их здесь по просьбе своих друзей.
— Так они не ваши?
— Хотелось, чтобы были моими, но своих меня заставили продать
— Налоговое управление?
— Угу.
— Кровопийцы чертовы!
— Это точно.
— У нас они однажды делали ревизию, как раз накануне смерти дяди Эрла. Так иногда мне кажется, что именно, это его и доконало. С этим Федеральным финансовым управлением никто, кроме киллеров из сериалов, не должен иметь никаких дел. Все закончилось тем, что мне пришлось большую часть хозяйства взять в свои руки.
— И сколько же вам тогда стукнуло лет?
— Четырнадцать. Но я всегда была сильна в математике.
— Чтобы противостоять Федеральному финансовому управлению, одной математики недостаточно.
— Я понимаю людей. И это здорово помогает.
Он покачал головой и усмехнулся:
— Должен заметить, Хани, что мне в жизни не приходилось встречать кого-нибудь — будь то мужчина или женщина, — кто бы хуже вас разбирался в человеческом характере!
Она ощетинилась:
— Как вы можете так говорить. И потом, это же неправда!
— Еще какая правда. Именно самым опытным в съемочной группе людям вы и задали больше всего хлопот, причем это относится не только к нашей группе. У меня такое впечатление, что вы привязываетесь к людям, у которых полно недостатков. А к лучшим людям поворачиваетесь спиной.
— К кому, например? — негодующе спросила она.
— Ну, взять хотя бы Лиз. Она умница и гармоничная натура. И вы ей понравились с самого начала, хотя я понятия не имею почему.
— Но это же смешно! Да эта самая Лиз Кэстлберри — она же просто королева сучек! И терпеть не «может мой характер. Сдается мне, все, что вы тут наговорили, только доказывает, что я лучше вас сужу о людях!
Он фыркнул.
Хани не унималась:
— Приведу вам идеальный образчик ее мстительности. Как-то на прошлой неделе, вернувшись в свой трейлер, я обнаружила от нее пакет. А с ним записку, в которой она извинялась, что не пришла на мой день рождения, и надеялась, что мне понравится ее несколько запоздалый подарок.
— По мне, так здесь мстительностью и не пахнет.
— Я тоже так думала, пока не вскрыла пакет. Вам нипочем не догадаться, что в нем было.
— Ручная граната?
— Платье!
— Могу себе представить. Вам следовало привлечь ее к суду.
— Да нет же! Слушайте. Не просто какое-то там платье, а эдакая маленькая желтая штучка, вся в оборочках и с кружевной пелериной. И еще эти дурацкие туфельки. И жемчуга!
— Жемчуга? Ничего себе.
— Вы что, не понимаете? Да она просто делала из меня посмешище.
— Здесь я запутался в ваших рассуждениях, Хани.
— Все это подошло бы какой-нибудь кукле Барби, а не особе вроде меня. Да надень я такой наряд, все бы просто со смеху покатились. Оно было таким…
— Женственным?
— Вот-вот. Именно таким. Дурацким! И легкомысленным.
— Нет чтобы прислать нечто из колючей проволоки и бритвенных лезвий.
— И вовсе не смешно.
— Ну и что же вы сделали с подарком?
— Я все запаковала и вернула ей.
Впервые за этот день он показался раздосадованным:
— И зачем же вы так сделали? Мне казалось, мы уже решили, что вы откажетесь от своих замашек.
— Но я же не швырнула в нее свертком!
— Как это мило с вашей стороны.
— Я только сказала, что ценю ее благородный жест, но принять подарок не могу, потому что ничего не дарила на ее день рождения.
— А уж потом швырнули в нее свертком.
Она усмехнулась:
— Дэш, я же исправилась! По-моему, все вышло очень прилично.
Он захохотал, потом поднял руку, и на мгновение ей показалось, что сейчас он взъерошит ей волосы, как делал это Джейн Мэри. Но рука его опустилась, и он пошел поговорить со своим конюхом.