Медовый месяц
Шрифт:
Часы на городской церкви пробили без четверти одиннадцать, когда он наконец устроил «миссис Мердль» на ночь и вошел в дом, сметая с рукава паутину. Как только Питер переступил через порог, его окутало облако черного дыма, мешая дышать и застилая глаза. Закашлявшись, он бросился в кухню и увидел, что скоро им вообще негде будет спать. В гостиной плавал чисто лондонский смог. Питер разглядел серые тени, которые суетились вокруг камина, как мрачные призраки ночи. Он прокричал: «Привет!» и опять закашлялся. Из клубов густого черного дыма к нему выбралась фигура, в которой он с трудом узнал ту, которую утром обещал любить, почитать
— О, Питер! — с трудом проговорила Харриет. — Кажется, все трубы забиты.
Открыли окна, и сильный сквозняк понес дым по всему дому. Из дымного коридора появился пошатывающийся Бантер, изумленный, но все еще пытающийся держать себя в руках. Он успел открыть в доме все двери. Харриет выскочила в коридор и, жадно глотая свежий, чистый воздух, упала в кресло, чтобы хоть немного прийти в себя. Когда Харриет опять обрела способность дышать и видеть, она попыталась вернуться в гостиную. В дверях она столкнулась с Питером.
— Ничего не получается, — сказал его сиятельство. — Трубы забиты. Я заглядывал в обе. Кромешная тьма. Не видно ни одной звездочки. Сто пудов сажи в кухонной печи. (Правый рукав красноречиво подтверждал, что он прав). Думаю, их лет двенадцать не чистили.
— Их ни разу не чистили при мне, — сказала миссис Руддл. — А я живу здесь… В Рождество будет одиннадцать лет, как я здесь живу.
— Значит, их не чистили одиннадцать лет, — сердито сказал Питер. — Бантер, пошли завтра за трубочистом. А сейчас подогрей нам на плите черепаховый суп и подан перепелов и бутылочку рейнвейна.
— Слушаюсь, милорд.
— И я бы хотел умыться. Там на кухне, кажется, есть чайник?
— Да, милорд, — дрожащим голосом сказала миссис Руддл. — Огромный чайник, горячий, как огонь. А я сейчас принесу чистые простыни и постелю наверху.
Питер пошел за чайником, Харриет вышла следом.
— Питер, мне так жаль… Дом, о котором я так долго мечтала… Я хотела бы извиниться…
— Извинись, если посмеешь, тогда увидишь, какой я бываю грозный. Я черный, как африканский скорпион. Ты же не хочешь спать сегодня со скорпионом?
— Особенно на чистых простынях… И, Питер… Все и правда, как в той сказке. Там действительно пуховая перина.
Глава III Река Иордан
Бантер принес вино, перепелов и черепаховый суп. Питер выбрал более или менее подходящую посуду из пестрого сервиза мистера Ноукса и сказал Бантеру:
— Дальше мы справимся сами. Ради Бога, найди себе что-нибудь перекусить, попроси миссис Руддл тебе постелить и отправляйся спать. Я страшный эгоист, совсем тебя вымотал.
Бантер мягко улыбнулся и исчез, попросив «его сиятельство не беспокоиться», сказав, что он отлично себя чувствует и ни капельки не устал.
Через несколько минут он все-таки вернулся и сказал, что в спальне миледи удалось растопить камин. Наверное, потому что в этой комнате со времен Елизаветы вообще не считали нужным топить. Ему удалось найти немного дров. Правда, они мелкие и их погрызла собака, но в спальне все-таки стало немного теплее и уютнее.
— Бантер, — воскликнула Харриет, — ты просто волшебник!
— Бантер, — сурово сдвинул брови Питер, — ты не слушаешь своего господина. Я попросил тебя хоть немного подумать о себе самом. А ты чем занимаешься? Надеюсь, это больше не повторится!
— Конечно, нет, милорд. Я рассказал миссис Руддл, что нужно делать завтра и отпустил ее. У нее, конечно, неважные манеры, но, мне кажется, она женщина неглупая и дом содержит в относительной чистоте. Может быть, у ее сиятельства на этот счет свои планы?
— Нет, Бантер, пусть она останется, если ты считаешь нужным, — ответила Харриет, удивившись его великодушию (именно Бантеру пришлось первым отражать нападение миссис Руддл, когда они приехали). — Она здесь давно работает и знает, что и где лежит. И, мне показалось, она старательная.
Харриет вопросительно посмотрела на Питера. Он сказал:
— За миссис Руддл водится один мелкий грешок: ей не нравится мое лицо. Но сей печальный факт, похоже, волнует меня гораздо меньше, чем бедную женщину. Ей ведь на него придется смотреть чаще, чем мне. Поэтому пусть остается… Но не переводи разговор на другую тему, Бантер. На чем я остановился? Ах, Да! Ты совершенно отбился от рук!
— Милорд?
— Если ты, Бантер, немедленно не сядешь и не съешь что-нибудь, я тебе задам хорошую взбучку. Боже мой! — сказал Питер, наливая суп в надтреснутую тарелку и протягивая ее Бантеру. — Неужели ты не понимаешь, что мы совсем пропадем, если ты умрешь от голода? Поэтому я решил тебя примерно наказать: налей себе вина и произнеси тост. Здесь только два бокала, придется тебе пить из чашки. Помнишь ужин в саду у моей матери? Кажется, в прошлое воскресенье. Тост, который ты тогда сказал, вполне сойдет и для наших целомудренных ушей, если внести в него мелкие поправки.
— Могу ли я спросить, милорд, — сказал Бантер, придвигая стул, — как вы об этом узнали?
— Ты знаешь мои методы, Бантер. На самом деле Джеймс проболтался.
— Ах, Джеймс, — протянул Бантер тоном, не сулившим Джеймсу ничего хорошего. С минуту он задумчиво мешал ложкой суп, потом решительно встал с чашкой в руках.
— Я желаю, — сказал Бантер, — я желаю здоровья этой счастливой молодой паре, которая сейчас перед нами. Выполнить желания и просьбы в этой семье — моя привилегия вот уже почти двадцать лет. Привилегия, которая является для меня почетной и приятной. За исключением, может быть, некоторых случаев… когда меня просят кого-нибудь фотографировать, особенно во времена тяжелой болезни или перед смертью. Прошу прощения перед дамами за такое грустное признание.
— В этом месте, наверное, кухарка ахнула, — предложила Харриет.
— Нет, миледи, ее в этом месте уже отослали, потому что она хихикала, когда произносила тост мисс Фрэнклин.
— Жаль, что ушла миссис Руддл, — сказал Питер. — Теперь некому ахать и хихикать. Дальше!
— Спасибо, милорд… Я также хочу поднять бокал этого чудесного вина, — продолжал Бантер, — за талантливую писательницу, которая сидит перед нами (Правильно, Бантер!). И за его сиятельство, прекрасного телом (Содержи его в чистоте, Бантер!) — во всех смыслах этого слова (Смех) — и душой (Согласное кивание головой) — во всех отношениях. (Опять смех и аплодисменты). Я хочу выразить надежду, что ваш союз будет также крепок, как это чудесное вино. И пусть сила духа поддерживает крепость тела, дай Бог счастья и радости этой молодой семье. Милорд! Миледи! За ваше здоровье. (Длительные аплодисменты, в течение которых оратор осушил чашу и сел на прежнее место).