Медовый месяц
Шрифт:
— Питер!
— Да, дорогая?
— Я просто хотела услышать твой голос. Чтобы убедиться, что это действительно ты.
Уголки его рта дрогнули.
— Я изменился?
— Немного.
— Не волнуйся, — невозмутимо ответил он. — Ночью все будет в порядке.
Слишком много жизненного опыта, чтобы изображать удивленную невинность. Слишком много искренности, чтобы делать вид, что ничего не понимаешь. Харриет вспомнила, как четыре дня назад они поздно вернулись
Его взгляд вспышкой молнии осветил все, что между ними было и будет. Слепящим светом, от которого режет в глазах, а потом наступает черная бархатная темнота… Харриет не сразу пришла в себя.
— Извини. Я не хотел будить всех диких зверей. Но, Боже мой, как я рад! Знать, что все в прошлом. И больше никаких диких кошек.
— Я была похожа на дикую кошку?
— Иногда ты меня пугала.
— Я не хотела. Во всяком случае, теперь это будет совсем другая кошка. Знаешь, у меня никогда не было кошки, хотя я очень их люблю.
Никто на свете, думала Харриет, не смог бы в ней этого заметить. Кроме старого Пола Делагардье, чей ироничный взгляд, как рентген, пронизывает тебя насквозь.
Под конец Питер заметил:
— Я сам себя не узнаю. Раньше мне нравилось французское вино и ласковые француженки. Впрочем, французское вино нравится и сейчас.
Яркие лондонские огни остались позади. Машина набирала скорость. Питер оглянулся.
— Мы не разбудили младенца, Бантер?
— Вибрация погубит вино, милорд.
Опять нахлынули воспоминания.
— Что ты думаешь о детях, Харриет? У нас будут дети?
— Не знаю. Я выхожу за тебя не ради этого. Я правильно поняла твой вопрос?
— Слава Богу! С ними столько хлопот, особенно в деревне. Так тебе совсем не хочется иметь детей?
— Во всяком случае, не целую кучу. Но, возможно, когда-нибудь мне захочется иметь ребенка…
— Своего собственного?
— Нет, твоего.
— Правда? — почему-то растерянно спросил он и, Помолчав, добавил: — А ты когда-нибудь думала о том, какой из меня получится отец?
— Я прекрасно знаю, какой: легкомысленный, слишком мягкий и… просто восхитительный! Но мне кажется, ты не очень этого хочешь.
— Я хочу, Харриет, просто я не очень уверен в себе. Наш род очень древний. Но посмотри сама: Сент-Джордж — бесхарактерный мальчишка, его сестра — чахлое создание. Да, в конце концов, посмотри на меня. Без царя в голове! Комок нервов и амбиций, как говорит дядя Пол…
— Вспомни, что Клер Клермон сказала Байрону: «Буду всегда помнить изысканность твоих манер, твою нежность и редкую красоту».
— Нет, Харриет, я не об этом.
— Твой брат женился на собственной двоюродной сестре. А твоя сестра вышла замуж за простого
— С тобой все в порядке, Харриет. Ты права. Боже мой, как ты права! Может быть, я просто боюсь ответственности. Милая, если ты этого хочешь и готова рискнуть…
— Я не думаю, что будет вообще какой-нибудь риск.
— Прекрасно. Пусть будет так, как ты решишь. Если ты захочешь, и когда ты захочешь. Когда я тебя об этом спрашивал, думал, ты скажешь «Нет».
— Мне кажется, ты ужасно боялся, что я радостно закричу: «Да, конечно!»
— Не знаю, может быть. Но я не ожидал услышать то, что ты сказала.
— Но, Питер, если отбросить мои чувства и те страхи, которые ты нарисовал в своем воображении, скажи мне, милый, ты хочешь иметь детей?
Он пришел в полное замешательство.
— Эгоистичный идиот, вот кто я такой, — наконец, сказал он. — Да. Да, хочу. И, Бог знает, почему и зачем? Зачем люди рожают детей? Чтобы доказать себе, что они на это способны? Чтобы потом хвастаться: «Когда наш мальчик поступил в Итон…» Или, чтобы…
— Питер! Когда мистер Мербл после помолвки притащил тот длиннющий брачный договор…
— О, Харриет!
— Кому ты собирался оставить свое состояние? И свой титул?
— Ну, хорошо, — простонал он. — Да, я собирался оставить все своим детям. Признаю. Но Мербл считает — не смейся, я не умею с ним спорить — он считает, что все непредвиденные случайности должны быть учтены.
Показались яркие огни города. Они проехали по широкому каменному мосту. Огромный «даймлер» графини с роскошными сиденьями. Сама Харриет в чудесном золотом платье и изящном меховом боа. Питер в свадебном фраке с гарденией в петлице. На его коленях покачивался шелковый цилиндр.
— Итак, Харриет, мы перешли Рубикон. Ты о чем-нибудь жалеешь?
— Не больше, чем в ту ночь, когда мы отправились в Червилл, целовались на пустынном берегу, и ты задал мне тот же вопрос.
— Слава Богу! Держись, милая. Осталась только одна маленькая речушка.
— И эта река называется Иордан.
— Если я поцелую тебя прямо сейчас, то совсем потеряю голову и что-нибудь может случиться с этой проклятой шляпой. Будем вести себя, как благоразумные и благовоспитанные школьники. Как будто мы с тобой и вовсе не женаты.
Еще одна река.
— Еще далеко?
— Нет, осталось совсем немного. Смотри — вон Старый Пэгфорд. Мы там когда-то жили. А это наш старый дом с тремя ступеньками! Здесь опять живет какой-то доктор. Видишь, вывеска светится? Через две мили нужно повернуть налево. А потом еще один крутой поворот налево, около парка, дальше прямо — в сторону поля.