Медовый месяц
Шрифт:
— Что? История о молодом человеке, который убил любимую тетю бумерангом?
— Да. А еще о противном торговце недвижимостью, которого нашли у викария в передней с размозженной головой, как старика Ноукса. О, Боже! Я совсем забыла о бедняге Ноуксе.
— К черту старика Ноукса! Хотя, может, мне не стоило этого говорить. Все может оказаться правдой. Я помню дом викария. А что еще? Повар, который подсыпал синильную кислоту в миндальное мороженое?
— Да. Неужели ты читаешь эту бульварную чушь? Или это Бантер наткнулся на них в свободное время?
— Нет, он покупает журналы по фотоискусству. Но существуют такие
— Ах да, как я могла забыть! И давно ты собираешь вырезки?
— Около шести лет. Мои вырезки влачат жалкое существование в дальних ящиках комода. Бантер делает вид, что ничего о них не знает. Когда какой-нибудь тупоголовый репортер доводит меня до несварения желудка, он вежливо объясняет мое дурное настроение перепадами погоды. Не смейся над бедным романтиком. Меня в жизни всегда интересовали исключительно духовные вещи. И тебе не удастся спустить меня на грешную землю. Я как-то недели три страдал над старой вырезкой из «Панча». Злая, коварная дьяволица. Надеюсь, тебе стало стыдно.
— Мне никогда ни за что не стыдно. Я уже забыла, что такое стыд.
Он молчал. Фонтан превратился в ручей, который, поблескивая, тек через его сознание, постепенно превращаясь в широкую реку, переполнявшую все его существо. Харриет посмотрела на него, медленно поставила ноги на скамью, чтобы его коленям стало легче, и прижалась к нему.
Они так и сидели, забыв об остальном мире и предоставленные этим миром самим себе. И могли выйти из этого безмолвного транса, а могли так и остаться в нем, как влюбленный Джон Донн и его неведомая прекрасная дама. Или как молчаливая статуя на надгробном камне.
Где-то неподалеку раздался скрип колес. Они увидели бородатого старика на повозке. Он безразлично посмотрел на них, но колдовство было нарушено. Харриет быстро вскочила с колен Питера. Питер, который в Лондоне скорее умер бы, чем бросился к кому-то с объятиями на публике, ничуть не смутился и крикнул старику:
— Вам моя машина не мешает?
— Нет, сэр, спасибо. Не беспокойтесь.
— Сегодня прекрасный день. — Он подошел поближе, и старик придержал лошадь.
— Ваша правда, сэр. Действительно, хороший день.
— Прекрасное местечко. Кто здесь построил скамейку?
— Это сквайр, сэр. Мистер Тревор. Он живет в том большом доме. Он ее сделал для наших женщин. Чтобы они могли передохнуть, когда идут с цветами на кладбище. Новую церковь построили всего пять лет назад, и многие ходят сюда на кладбище. Здесь уже больше никого не хоронят, по люди приходят на старые могилы. Сквайр поэтому сказал, а почему не сделать это место удобным и приятным? Тяжело подниматься на холм. Особенно детям и старикам. Поэтому он здесь и устроил эту скамью.
— Это он здорово придумал. А давно здесь солнечные часы?
Старик хихикнул.
— Боже вас благослови, сэр, нет. Их сделали совсем недавно. Викарий нашел верхушку, когда разобрали старую церковь. А Билл Маггинс сказал, что рядом со старой мельницей валяется ненужное колесо, и из него получится хороший фундамент. Но между ними нужно поставить очень прочную подставку. А Джим Хотри сказал, что знает человека из Пэттдлхэма, у которого есть целая дюжина старых печных труб. Он их продает. Может, подойдет? Они сказали об этом викарию, викарий попросил сквайра. Потом собрали деньги, а Джо Дадден
— Что вы говорите! Все это действительно очень странно. А как называется эта деревня? Лопсли? Большое спасибо. Возьмите, выпьете за наше здоровье… Кстати, вы знаете, что у вас левое колесо болтается?
Возница ответил, что не заметил и поблагодарил зоркого молодого человека за предупреждение. Телега двинулась дальше.
— Пора возвращаться, — с сожалением сказал Питер, — если мы хотим успеть переодеться. Скоро мы уже должны быть у викария. Нужно будет связаться со сквайром. Я твердо решил вернуть трубу обратно.
Глава XV Сладкие напитки и горькие лекарства
Харриет порадовалась, что они все-таки переоделись. Она вспомнила, что когда-то давно встречала крупную краснолицую добрую женщину на рынке и на выставках цветов. По случаю их визита она надела черное кружевное платье и бархатный цветастый жакет. Жена викария встретила их с радостной улыбкой:
— Бедняжки! Как это все неприятно! Но как хорошо, что вы решили нас навестить. Надеюсь, Саймон извинился, что днем я не смогла вам позвонить. Столько дел в приходе и по дому. А еще и это женское собрание. Весь день кручусь, как белка в колесе. Проходите, пожалуйста, устраивайтесь у камина. Вы, моя дорогая, наша старинная приятельница, хотя, может быть, уже и не помните меня. Позвольте мужу помочь вам снять пальто. Какое миленькое платье! Какой замечательный цвет! Вы не сердитесь, что я так говорю? Люблю красивые платья и красивые лица. Проходите, устраивайтесь на диване, на фоне этой зеленой подушки ваше платье будет выглядеть просто замечательно… Нет, нет, лорд Питер, не садитесь сюда. Это очень ненадежное кресло, оно вечно преподносит всякие сюрпризы. Мои гости обычно предпочитают вон то, оно удобное и прочное. А теперь, Саймон, предложи гостям сигареты.
— Пожалуйста, пожалуйста. Надеюсь, вам этот сорт понравится. Сам-то я курю трубку, и, боюсь, не очень разбираюсь в сигаретах. О, спасибо, спасибо, никаких трубок до обеда. Я тоже попробую сигарету, просто для сравнения. А ты, дорогая, не хочешь присоединиться к нам?
— Обычно я не курю, — ответила миссис Гудекер. — Из-за прихода. Это, конечно, полный абсурд, но, понимаете, мы почему-то должны подавать пример.
— Эти двое прихожан, — сказал Питер, зажигая спичку, — парочка нераскаявшихся грешников.
— Замечательно, тогда я тоже закурю, — ответила жена викария.
— Браво! — воскликнул мистер Гудекер. — У нас получается очень веселая вечеринка. А теперь, позвольте предложить вам шерри. Я твердо убежден, что шерри — единственный напиток, с которым богиня Никотина находится в полном согласии.
— Вы совершенно правы, святой отец.
— Вы тоже так думаете? Очень рад, правда, рад это слышать. И, пожалуйста, угощайтесь, берите печенье. Боже мой, какие они разные.