Медовый рай
Шрифт:
– Прости.
– Конечно, – выдавила я и снова рванулась к выходу.
– Не надо… Давай забудем…
Мне бы вырваться и бежать от него домой, но я не смогла. Я уже любила его настолько сильно, что могла бы простить и более серьезные прегрешения, но не удержалась, чтобы не сказать:
– Князю – князево, холопке – холопово?
– Все не так… Не накручивай себя! Забудем? Мир?
Разве я могла не согласиться? Я разрыдалась у него на груди, а потом был еще один счастливый вечер и счастливая ночь. Май, видимо, чувствовал себя виноватым и особенно старался для меня в постели. Я сначала лишь снисходительно принимала его дары, а потом и сама снова стала щедрой на ласки. Май благодарно улыбался и тихо постанывал. Когда мы наконец успокоились в объятиях друг друга, я подумала, а не сменить ли мне шторы и в комнате, чтобы такая чудесная ночь снова повторилась. Разумеется, это
Утром Май ушел так тихо, что я не слышала. Шторы лежали аккуратно сложенными на табурете, а сверху них – записка: «Я прибью карниз вечером, и мы снова повесим твои шторы. Целую. Май». Я раз десять поцеловала записку.
Шторы действительно были повешены, но после этого я, сообразуясь с данным себе обещанием, уже не пыталась наводить порядок в неказистом жилище Мая. Я вообще старалась ему не надоедать. Я даже не спросила номер его мобильника, не узнала номер его рабочего телефона и потому никогда не звонила. Я нервничала и не находила себе места, когда он задерживался на работе, но не задавала вопросов. Май же никогда не оправдывался, не объяснял, где и почему задержался, но я готова была жить без этих объяснений. Конечно, мне хотелось иметь душевную близость с ним, когда друг другу поверяется самое сокровенное, но я принимала как должное то, что имела. Кроме того, я понимала, что особенно беспокоиться мне не о чем. Интуитивно я сразу почувствовала бы, что у него появилась другая женщина. Но другой женщины не было, а это значило, что я могла жить спокойно и безмятежно.
Я заботилась о Мае и была примитивно, по-бабьи счастлива с ним ночами. Ему нравилась еда, которую я готовила, он с удовольствием поглощал мои супы, борщи, тушеное мясо, уплетал пироги и бисквиты. Я изучила его гастрономические пристрастия и каждый день старалась порадовать чем-нибудь вкусненьким. Он чуть поправился, резкие морщины на лбу разгладились, и даже походка его стала другой – какой-то уверенной и степенной.
Мы нигде с ним не бывали, кроме моей дачи. В будни Май работал много, поздно возвращался домой, а в выходные на даче просто расслаблялся и отдыхал. Он по-прежнему целыми днями пропадал с удочками на озере, но уже не столько ловил рыбу, сколько просто наслаждался процессом. Иногда я ходила на озеро с ним. Мы купались, варили уху, а в густых зарослях травы и кустов предавались самому сладкому интиму. Нам было очень хорошо вместе, но я не могла бы назвать наши отношения любовью, поскольку любовь была односторонней. Я чувствовала, что Май привык ко мне и даже находил определенные прелести в том, что мы вместе, но меня он все-таки не любил. Переживала ли я? Конечно, но старалась не думать об этом. Как и обещала ему, жила одним днем. Сегодня этот человек со мной – значит, я счастлива. А завтра – будет завтра, и никак не раньше.
Соседка Катерина, встречаясь мне на улочках садоводства или в магазине, пыталась расспрашивать, как мне удалось сменить одного шикарного мужчину на другого, но я игнорировала эти вопросы. В конце концов она поняла, что ничего от меня не добьется, и, завидев меня, только неприятно поджимала губы, но овощи и картошку продолжала продавать.
На работе коллеги быстро догадались, что мы со Стасом перестали быть семьей, хотя о своем разводе мы никому не докладывали. Наше отчуждение друг от друга было таким явным, что скрывать от сотрудников перемену наших отношений было бесполезно. Конечно, они пытались расспрашивать, какая дикая кошка между нами пробежала и разрушила брак, который всем казался образцовым и незыблемым. Мы со Стасом то отмалчивались, то отшучивались. Нам вовсе не было неловко рядом. Мы вовремя освободились друг от друга, не успев возненавидеть. Теперь-то я понимала, что рано или поздно мы осточертели бы друг другу именно до ненависти, даже если бы на моем горизонте не появился Май. Я даже радовалась за бывшего мужа. Может, он сможет кого-нибудь по-настоящему полюбить и создать семью лучше той, что была у нас. Мне уже казалось, что Стас каким-то особо томным взглядом провожает в коридоре нашу новую экономистку Татьяну, да и та оглядывается на него с интересом. В общем, я была бы счастлива, если бы они полюбили друг друга. Мой бывший муж достоин самой большой любви. Наверное, я могла
Однажды в особо сладостно-щемящий момент близости с Маем я не выдержала и снова прошептала:
– Как же я люблю тебя…
Вообще-то я давно не позволяла себе говорить о любви и называла его любимым, ненаглядным и самым лучшим на свете только мысленно. Никоим образом я не хотела смущать Мая и заставлять чувствовать себя виноватым от того, что он не может сказать мне подобных слов. А тут вдруг не выдержала, слова любви вырвались сами собой.
– Зачем я тебе такой… непутевый? – только и сумел он проговорить в ответ.
Я поцеловала Мая в теплую шею и вдруг рассказала о мамином дневнике, закончив:
– Если бы не мамины слова «Ищите любовь! Следуйте за ней!», возможно, ничего между нами больше и не случилось бы. Видимо, я должна была найти ее дневник. Не Наташа, а именно я, понимаешь?
Май надолго задумался, и я его не торопила. Уже уяснила себе: он никогда не отвечал сразу, если ответ, что называется, не висел на кончике языка. Так и в этот раз: он провел рукой по моей щеке, закутал мне плечи одеялом и только потом ответил:
– Знаешь… все же нельзя пользоваться чужим опытом. Мне кажется, даже учиться на чужих ошибках не стоит, хотя часто к этому призывают. Судьба каждого человека уникальна. Каждый должен пройти свой путь.
– Мой путь вовсе не похож на мамин. Просто ее слова придали мне смелости и решительности. И даже если… мне придется уйти от тебя… я не останусь ни с чем… у разбитого корыта… Я всегда буду помнить, что была с тобой счастлива.
Май внимательно посмотрел на меня, каким-то по-новому ласковым движением отбросил с моего лба волосы и вдруг начал покрывать мое лицо мелкими частыми поцелуями. Мне хотелось заплакать. Май умел доставить женщине наслаждение, но делал это несколько технично, без особой нежности и ласки. Сейчас рядом со мной будто был другой человек, очень похожий на Мая, но еще лучше, чем тот, которого я знала. И я опять обняла его за шею, прижала к себе и прошептала с еще большей страстью:
– Я люблю тебя… Я люблю тебя… Я никого до тебя не любила…
Он ничего подобного не сказал мне в ответ, но дарил в этот вечер то непривычно нежные прикосновения, то такие изощренные ласки, что я не знала, что и думать. Как вести себя дальше, чтобы не спугнуть его, чтобы это мое женское счастье длилось подольше? Интуиция подсказывала, что не стоит перебарщивать со словами любви. Май принял их благосклонно, но они не должны звучать навязчиво. Пусть он получает их иногда, подарком, изысканным десертом. Раз уж они сегодня произвели на него такое приятное впечатление, пусть он ждет их и радуется, когда слышит.
Надо сказать, что после этого вечера наши отношения стали более гармоничными. Май перестал взбрыкивать, когда я позволяла себе что-то поменять в обстановке его квартиры. Конечно, я запретила себе производить глобальные переделки, но уже совершенно спокойно могла купить новые тарелки взамен старых или сменить утюг на современный и легкий. Интимные отношения стали теплее и трогательнее. Май иногда надолго останавливал на мне взгляд, и я больше не видела в нем озабоченности по поводу некой однобокости наших отношений и ощущения вины по этому поводу. Мне казалось, что он так привык ко мне, что уже не сможет без меня существовать. Он перестал задумываться о бытовых проблемах, часто говоря мне: «Поступай, как считаешь нужным. У тебя все хорошо получается». То и дело я слышала крик Мая из разных точек квартиры: «Галя, где у нас крем для обуви?» или «Куда все время пропадает наш пульт от телевизора?». Надо ли говорить, что от слов «у нас» и «наш» у меня перехватывало дыхание. Неужели это случилось? Неужели он окончательно принял меня в свой дом и в свое сердце? Разумеется, ничего такого я у него не спрашивала. Я была счастлива!
Мы несколько раз выбрались в кино, и на сеансах я, как юная студенточка, держалась за руку Мая и плохо понимала, что происходит на экране. Один раз мы съездили в Петродворец полюбоваться фонтанами. Май без конца фотографировал меня на фоне хрустальных струй, а я – его. Пару раз мы просили посетителей парка, у которых были особенно добрые и располагающие лица, сфотографировать нас вдвоем. Дома я увеличила одну из самых удачных фотографий, сбросила на флешку и отнесла в фотосалон. Я очень боялась, что Май раздражится, когда увидит на журнальном столике рамочку с фотографией, где мы с ним в обнимку сидим на скамье у фонтана Данаида, но он взял ее в руки, улыбнулся, сказал: «Хорошая фотка… и рамочка классная…» – и бережно поставил обратно. Я ликовала.