Медуза
Шрифт:
Его голос вибрировал в замкнутом пространстве, отражаясь от стен, и, как в воронку, затягивался в пропасть, разверстую у них под ногами.
– Руди спустился на всю длину веревки и кричал оттуда что-то, чего мы не могли разобрать. Мы тоже кричали, так как, знаете ли, были взволнованы и чувствовали себя глуповато из-за того, что заблудились. Затем мы увидели несколько вспышек – Руди что-то фотографировал, а потом начал карабкаться наверх. Мы его вытащили, и он рассказал, что там, внизу, лежит тело.
Антон смущенно развел руками. «Я там был, я это сделал!» – таков был девиз Антона и его товарищей по клубу спелеологов Инсбрукского университета. Они покорили, разумеется, и Штеллервег и Каниншенхёле,
– Дайте-ка мне взглянуть, – сказал Дзен.
– Хорошо, только, пожалуйста, подползайте к краю на четвереньках, а потом, когда я тоже подползу, ложитесь на живот. Одежду вы, конечно, испачкаете, но здесь совершенно сухо, так что грязь потом можно будет просто стряхнуть. Упаси нас Бог от еще одного несчастного случая!
Дзену показалось, что последние два слова были словно взяты в невидимые кавычки, но он не стал это комментировать. Мужчины двинулись вперед предписанным способом и подползли к краю шахты. Антон, перегнувшись, посветил вниз, но там можно было разглядеть разве что отдельные стесавшиеся ступени некогда существовавшей лестницы. Где-то далеко, на дне, – глубину Дзен не мог определить даже приблизительно – едва просматривалось нагромождение камней.
– Это естественное образование? – спросил он.
– Нет-нет. Доломитовые горы получили свое название от породы, из которой они состоят. Это кристаллическая разновидность известняка, практически не подверженная эрозии, даже под воздействием кислотных растворов. Поэтому здесь нет никаких размывов; вот севернее, где известняк мягче, картина другая. Этот провал – дело человеческих рук. Сейчас мы находимся в одном из австрийских туннелей. Итальянцы заминировали его в 1917 году. Свыше тридцати тысяч килограммов взрывчатки – и вот результат.
Он посветил фонарем на ближнюю стенку пропасти.
– Вон там, метрах в двух внизу, вы можете видеть нависающий выступ, – продолжал Антон в несколько педантичной манере. – Именно из-за него мы не могли отсюда увидеть тело. Но когда Руди достиг конца веревки, он включил фонарь, чтобы посмотреть, сколько еще осталось до дна и куда ему предстоит приземлиться, и тут…
– И тут он увидел труп.
– Да. Следовало, разумеется, как можно скорей сообщить властям о находке, но мы ведь сами не знали, в каком месте лабиринта находимся, поэтому Руди сделал несколько снимков, и мы отправились обратно, полагаясь на примерные ориентиры. После двух часов блужданий мы нашли другой выход, не тот, через который вошли. Оттуда я позвонил в участок по мобильному, и мы остались ждать прибытия карабинеров. Ждали, надо сказать, довольно долго.
Он отполз назад приблизительно на метр и только после этого встал.
– Думаю, это все, что я мог вам показать. Выходим?
– А мы-то не заблудимся?
– Нет. Поскольку я возвращался сюда с полицией, дорогу теперь знаю хорошо.
Очутившись снова в своей стихии, фонарь опять стал их провожатым и спасителем, освещая острые края и трещины, которые следовало обходить, низко нависшие скальные уступы в грубо прорубленном потолке туннеля, подземные казармы и склады, а также всевозможные перекрестки и крутые лестничные марши, которые после долгого пути вывели их наконец наружу, в холодные тусклые сумерки.
Они вышли на широкую просеку, когда-то служившую для подвоза грузов ко входу в туннель, который был высечен в утесе, нависшем над долиной на высоте в тысячу метров. Дзен с облегчением снял с себя «дополнительный череп» – шлем, который пришлось надеть по настоянию Антона. Под землей ему приходилось следовать за Антоном, звук их шагов, эхом отражавшийся от скал, и постоянная необходимость внимательно смотреть вокруг, делали молчание естественным и обязательным. Теперь же, когда они шли рядом и единственным звуком было завывание непредсказуемого порывистого ветра, пригоршнями бросавшего в лицо мокрую снежную крупу, молчание угнетало. Невидимое за тучами солнце уже село.
– Дело квалифицируется как несчастный случай? – после долгой паузы спросил Антон.
– Видимо.
– А кем он был? Что с ним случилось? И когда?
– Это пока еще неясно.
Они шагали по каменистой дороге вдоль колеи, выбитой еще лет сто назад металлическими колесами повозок и пушечных лафетов.
– Странно, – заметил Антон. – Мы, конечно, подумали, когда нашли тело: какой-то человек, который пытался сделать то же самое, что мы, только один и плохо экипированный. Но на краю провала нигде не было никакой веревки. Так же как, судя по всему, и на дне. Даже если она перетерлась и оборвалась в том месте, где находится выступ, верхний ее конец должен был остаться наверху, в креплении, а нижний – на теле. Если, конечно, этот человек не был спелеологом-экстремалом и не пытался спуститься безо всякой страховки. Но он не был одет соответствующим образом для хождения по горам, а тем более для обследования туннелей, где, как вы знаете, холодно. Судя по фотографиям, на нем вообще не было обуви.
– Он был босым?
– Похоже, да. Конечно, авантюристы, которые отваживаются в одиночку бродить высоко в горах, обычно люди странные, но о таком мне никогда не доводилось слышать. К тому же, если он собирался предпринять нечто экстремальное, то наверняка уведомил бы о своих намерениях кого-нибудь из близких или хозяина отеля и сообщил бы приблизительное контрольное время. Ведь если кто-то не возвращается вовремя, организуют поиски, по крайней мере, в моей стране поступают именно так. Даже если человека не находят, полиция не закрывает дело на случай, если тело когда-нибудь все же обнаружится. У нас в Альпах время от времени находят давно пропавших людей, особенно теперь, когда ледники начинают стремительно таять. Обычно тела бывают смяты льдами, но даже тогда трупы почти всегда идентифицируют, несмотря на то, что они могли пролежать во льду лет пятьдесят, а то и больше. А в этом случае тело не было так уж обезображено и не подверглось разложению, поскольку в туннелях сохраняется стабильно холодный воздух. Можно было предположить, что опознать этот труп совсем не трудно.
– Вы так и подумали, правда?
Там, где каменистая тропа пересекала старую военную дорогу, они повернули направо и зигзагами стали спускаться тем же путем, которым пришли сюда четырьмя часами ранее. Антон – без труда, Дзен – часто останавливаясь, якобы чтобы полюбоваться видами.
– Вы упомянули о фотографиях, – сказал он, когда они вышли на крутой, заваленный обломками камней склон.
– Да, у Руди к поясу был прикреплен фотоаппарат, и он сделал несколько снимков, чтобы у нас были доказательства того, что мы ничего не трогали. В кутерьме мы о них совсем позабыли, но это и не имело значения. Офицеры, приехавшие по нашему вызову, не проявили особого интереса. Они лишь записали наши имена, адреса, очень коротко – наши показания и отпустили. А мы, конечно, были и рады, поскольку все еще пребывали в шоке от случившегося. Так что о фотографиях Руди вспомнил только по возвращении в Инсбрук.