Медуза

Дибдин Майкл

– О чем ты толкуешь?

Вопрос, похоже, еще больше смутил бедного Рикардо. Когда же он наконец открыл рот, его ответ прозвучал невнятным заиканием вроде бессвязного от страха объяснения в любви.

– Тело. То есть труп. В горах… Жуткая история. – От растерянности юн не знал, куда девать руки. – Говорят, тело пролежало там тридцать лет.

Клаудиа раздраженно сморщила нос.

– Да, в новостях что-то такое сообщали. Конечно, жуткая история. Но почему ты о ней вспомнил?

Взгляд Рикардо блуждал по полу, раковине, веронским крышам, видневшимся в окне. Можно было даже подумать, что Рикардо вот-вот заплачет, и причина вдруг стала очевидна: вероятно, он знал покойного или, по крайней мере, кого-то из его семьи. Немного пристыженная, Клаудиа подошла к Рикардо, взяла его за руку и, ласково погладив ее, мягко сказала:

– Прости.

Именно в этот момент дверь отворилась, и вошла Раффаэла.

– О! – воскликнула она. Кофейник в ее руках был, разумеется, лишь предлогом, чтобы явиться на кухню. Это тоже было ново. Когда они встречались у Дзуккотти, Раффаэла подавала на стол, а Данило помогал ей мыть посуду. Здесь, дома у Клаудии, эти обязанности выполняли они с Рикардо. Так же, как в картах, меняться партнерами не было принято.

– Надеюсь, я не помешала? – язвительно продолжила Раффаэла.

– Разумеется, нет! – огрызнулся ее муж. Приступ нервозности и нерешительности как рукой сняло. – Я просто…

Он осекся.

– Рико просто рассказал мне ужасную историю об альпинисте, чье тело нашли в пещере возле Кортины. Я не знала, что вас это касается лично. Мне очень жаль.

Раффаэла Дзуккотти смерила ее взглядом, ясно дававшим понять: если Клаудиа хоть на секунду подумала, что она, Раффаэла, поверит подобному откровенно вымышленному объяснению, то пусть не обольщается. Повернувшись к мужу, она выразительно на него посмотрела.

– Я думал, что Клаудиа могла знать этого человека, – робко промямлил Рикардо.

– Мертвого альпиниста? – ехидно поинтересовалась его жена.

– Никому не известно, кто он. Его нашли австрийские скалолазы. Точнее, спелеологи.

Тридцать лет преподавания в классическом лицее научили Раффаэлу иронией сражать не уверенных в своих ответах учеников.

– Независимо от того, были ли целью их исследования горные пики или гроты, – произнесла она, многозначительно глядя на пышную фигуру Клаудии, – не вижу причины, по которой это могло бы представлять столь личный интерес для кого-либо из вас.

Клаудиа примирительно рассмеялась.

– Ради Бога, Раффаэла! Это просто недоразумение. Рико упомянул, что об этом сообщили в новостях, и мне почему-то показалось, что он знал этого бедолагу. Я всего лишь хотела выразить ему сочувствие, вот и все. – И, не считая нужным продолжать бессмысленный разговор, она направилась в гостиную, где, скучая перед кофейным столиком, Данило праздно тасовал колоду карт. Подсев к нему на диван, Клаудиа начала рассказывать о последнем светском скандале. Свой монолог она произносила тихо, разве что не ему на ухо, и не обратила ни малейшего внимания на чету Дзуккотти, вернувшуюся из кухни.

– Большое спасибо, дорогая! – громко сказала Раффаэла, по обыкновению беря ситуацию в свои руки. – Все было замечательно. Мы получили огромное удовольствие, но нам пора. Кажется, дождь собирается. Пошли, Рико.

Вместо ответа ее муж изобразил удивительную сцену: молча уставился на Данило сверлящим взглядом, смысл которого остался для Клаудии совершенно непонятен.

– Рикардо! – укоризненно воскликнула Раффаэла.

– Иду-иду. Вернее, идем. То есть…

Клаудиа сделала неопределенный жест рукой и улыбнулась.

Когда входная дверь наконец захлопнулась за гостями, она встала с дивана.

– Пойду переоденусь во что-нибудь более удобное. – Она повернулась к Данило спиной, не двигаясь с места.

Он послушно встал и расстегнул молнию у нее на платье. Клаудиа направилась по коридору в спальню, по дороге стаскивая платье с плеч и спуская его до пояса. Оставив дверь открытой, она расстегнула бюстгальтер и, уронив его на пол, облегченно вздохнула. Потом стряхнула с ног туфли, покачивая бедрами, выскользнула из платья, стянула чулки и расстегнула ненавистный корсет. Пританцовывая, она переступила через груду сброшенной одежды, и, словно новую кожу, накинула шелковый пеньюар.

– Так что там за история? – небрежно спросила она, вернувшись в гостиную.

Данило, продолжая нервно тасовать карты, стоял теперь возле серванта, забитого фотографиями Нальдо, сына Клаудии, отображавшими все этапы его жизни – от рождения до нынешних двадцати лет.

– Похоже, бедная Раффаэла слишком серьезно смотрит на жизнь, – сказала Клаудиа. – Всем нам годы даются нелегко, но представь себе: провести четыре диетических десятилетия с этим пресным Рикардо – и вдруг обнаружить, что время твое истекло. Должно быть, это все равно что ощутить себя прикованной к постели неизлечимой болезнью и осознать, что ты ничего в своей жизни не сделал, даже не совершил ни единого путешествия.

– Ну, ты-то вдоволь напутешествовалась из постели в постель, сделала все, что могла, и никогда ни к чему не была прикована.

Клаудиа запахнула длинный свободный пеньюар и рассмеялась хорошо отработанным смехом.

– Ну, ты скажешь! Я всегда вела себя безупречно, пока был жив Гаэтано.

Данило иронично поднял бровь.

– Я хочу сказать, что никогда ничего не позволяла себе с кем бы то ни было из мужчин нашего круга, – парировала она его молчаливую колкость. – Чего еще можно от меня требовать?

Данило, похоже, не собирался ничего ни требовать, ни вообще говорить. Но и не уходил. Опять что-то новое. Они пикировались сегодня весь день.

– Хочешь пирожное? – притворно-ласково спросила Клаудиа. – Еще кофе налить?

Данило отложил наконец карты и повернулся к ней. Он хотел что-то сказать, но лишь расхохотался своим фирменным мальчишеским смехом, который так очаровывал Клаудию, хотя она прекрасно знала, что Данило может выдавать его по заказу когда и где ему требуется.