Медведь и бабочка
Шрифт:
Славка подождал: не посоветует ли старший, как быть, с кем идти на рыбалку. Но Толя даже не спросил, что думает делать Славка. И рыболов, тихонько прикрыв калитку, ушёл. Он ничего не сказал Толе Долгому, а про себя подумал:
«Чтобы тебе на третий год остаться в четвёртом классе!»
Луга его встретили хорошо. Сразу задышали в лицо клубникой и диким луком, постлали под ноги упругую тропку, и ноша стала легче.
Довела его тропка до самого озера Бобёр и пропала:
«Я своё дело сделала. Теперь — ты».
Славка
Ко всему прочему ему пришла в голову вот такая мысль:
«Хорошо, что я на рыбалке один. Всё озеро мне одному, никто не мешает».
В сумерках он выловил линька с ладошку и опять порадовался: первый линь в жизни!
Рыб он положил в корзину, обвязал её марлей и опустил в воду. Пленницы устроили такую возню, что Славка в третий раз порадовался:
«Не попал ли в корзину ещё кто? В моём улове таких шумных и не было».
Из камышей прохрипел голос:
«Кто ты такой?..»
Славка вздрогнул.
Может, человек спросил или птица болотная, а может, нелюдь какая-нибудь. Вокруг хороводились тени.
Он собрался дать стрекача в Елабугу, но сообразил, что ничего не выйдет — далеко, да и где он по темноте найдёт обратную дорогу?
И Славка кинулся собирать сушины на ощупь. Их под берегом было много: озеро дикое, непотревоженное.
На костёр ушло много спичек, и пламя как бы вырыло в тёмной толще небольшую пещеру.
Славка сел близко от огня, не смея оглянуться: оглянешься — помрёшь или будешь заикаться всю жизнь… Скоро солнышко-то взойдёт?
Неожиданно костёр засветился ярче — по лугам катился сильный круглый ветер, растормошил кусты, травы, вётлы, осокори. Они заговорили, зашумели, загрохотали; страшные слова почудились Славке, а у него в горле защекоталось своё слово: «Ма-а-а-а-ма».
Оно так и не вырвалось, не успело. В костровый круг, повизгивая, выскочил некто маленький и шумный.
— Барсик!
Да, это был Барсик, мокрый от росы и оттого на вид ещё более щуплый и крохотный. Он прижимался брюхом к земле, полз к Славке, и в его повизгивании было много всего. Обида на Славку. Просьба о прощении за поздний приход — быстрей не сумел: ноги коротки, да и не знал, как примут. Пережитый страх в тёмной дороге. И, конечно же, радость встречи.
И Славка ткнулся носом в его мокрую морду и заревел, неизвестно почему.
Потом он подкинул дровишек в огонь, постелил стёганку, на всякий случай воткнул в землю перочинный нож под правую руку, прижался к Барсику и заснул.
А над ними, над тучами, над ветром, не доступные глазу, проносились спутники Земли и горели звёзды. И всё в лугах было рядом — звёзды и первая ночёвка на берегу озера с другом Барсиком, который многого не знал, но верил в благородство Славкиной души и недавний
Славка проснулся от солнышка и чихнул.
В этом мире произошло много нового. Над озером кружилось солнышко, а в самом озере плавало другое солнышко— вытянутое, как лодка. Тальник и камыши зелено блестели. Барсик просох, распушился и стал словно бы старше и корпусней.
Угол фуфайки прогорел. В буханке ночью кто-то выгрыз лунку — ладно хоть Славку не тронул. Корзина с марлей была перевёрнута (ветер или водяная крыса) и, пустая, качалась на ближней волне.
Хворостинкой Славка зацепил её, вытянул на берег и несколько раз заглянул внутрь — ни души.
Кто поверит, что вчера он поймал линя и четырёх густёрок? Мать всплеснёт руками, а отец заглянет в корзину и скажет: «Не дело».
Озеро вымерло: ни поклёвки, ни всплеска. К обеду из облаков стали громоздиться белые старинные соборы, и Барсик, прислушиваясь к отдалённому грому, поглядывал на хозяина: «Пора домой».
Славка погладил его по шерсти и грустно и мужественно улыбнулся ему:
— Кто поверит?
Ну ничего. Главное всё-таки сделано: первая (складная или нескладная) ночёвка состоялась, жить можно.
Счастливого пути тебе, Славка!..
ЧАЙКИН ПОДАРОК
Отец позвал Лену в луга — сено посмотреть. Сено лежит в стогах за Большим озером. Издали стога походят на избы — целый посёлок без окон, без дверей.
Получается, что Лена идёт туда в гости. В гости так в гости. Сено это совхозное. Ленин отец работает в совхозе капитаном катера, перевозит всякие грузы, и его обязанность не только стоять за штурвалом.
Осенины ясные, идти стриженой землёй любо-дорого: ногам мягко, глазу просторно, дышать легко. Отава не только растёт, но и мелкими цветами убралась — Лене на букет.
Букет она не успела набрать — на Большом озере Лена увидела шесть диких уток, которые плавали посерёдке и смотрели на девочку и мужчину: «Что за люди? Улетать или погодить?»
— А вон чайка плывёт, — сказал отец.
— Где? — встрепенулась Лена.
За свои десять лет она видела, как плавают утки, гуси, собаки, даже коровы и лошади. И сама умела плавать — руками по дну. Но видеть чайку на плаву ей не приходилось. И девочка побежала туда, куда показывал отец, но он опустил руку.
— Эдак ты ничего не увидишь. Тихонько встань и смотри.
Лена затаилась около отца и всё высматривала чайку там, где утки. Но чайка открылась рядом — крупная чистая птица сидела на волне, вся наружу, и волной же её относило к Лениному берегу. На воде она не походила ни на одну птицу — плыла лодочка, белое загляденье, с кормой на отлёте, с крутой грудью и точёным клювом.
Её парусом развернуло под берег, и Лена, обеими руками придерживая сердце, колотящееся от радости, боялась, что чайка улетит.