Медведь и соловей
Шрифт:
— Проверь и это, — сказал Алексей. — Убеди сына Петра приехать в Лавру с тобой. Дмитрий может жить в монастыре, пока юн. И будет хорошо для него жить рядом с Александром Петровичем, человеком его крови, верным Богу. Если Дмитрия коронуют, ему потребуется любой союзник.
— Как и вам, — сказал Сергей. Пчелы гудели вокруг них. Северные цветы пахли сильно, хоть и жили мало. Сергей робко добавил. — Вы будете его регентом? Регенты долго не живут, если их маленьких князей убивают.
— Разве я не встану между мальчиком и убийцами? —
Сергей рассмеялся.
— Я увижу лицо Бога и ослепну раньше, чем буду управлять в Москве твоими епископами, брат. Но я поеду на север с князем Серпухова. Я давно не путешествовал, и я хотел бы снова увидеть северные леса.
* * *
Петр увидел монаха среди всадников и помрачнел. Но он говорил вежливо до вечера после их прибытия. Той ночью они пировали в сумерках, и когда смех и свет факелов сытых людей ушел глубже в деревню, Петр поймал Сергея за плечо. Они повернулись друг к другу у ручья.
— Значит, человек Бога приехал украсть у меня сына? — сказал Петр Сергею.
— Ваш сын — не конь, чтобы его воровать.
— Нет, — рявкнул Петр. — Он хуже. Конь послушал бы.
— Он воин и человек Бога, — сказал Сергей. Его голос был мягким, и гнев Петра разгорался все сильнее, он давился, но не мог ничего сказать.
Монах нахмурился, словно принимал решение. А потом сказал:
— Слушайте, Петр Владимирович. Иван Иванович умирает. Может, уже умер.
Петр не знал этого. Он вздрогнул и отпрянул.
— Его сын Дмитрий — гость вашего дома, — продолжил Сергей. — Отсюда мальчик отправится в мой монастырь, где будет скрыт. Для жаждущих престол жизнь ребенка — пустяк. Мальчику нужны люди его крови, чтобы учить его и защищать. Ваш сын — двоюродный брат Дмитрия.
Петр молчал в удивлении. Вылетели летучие мыши. В молодости ночи Петра были полны их криков, но теперь они летали тихо в сгущающейся тьме.
— Мы не просто печем хлеб и рассказываем, — сказал Сергей. — Вы здесь в безопасности, лес подавит армию, но редкие могут этим похвастаться. Мы печем хлеб для голодных, поднимаем мечи в их защиту. Это благородно.
— Мой сын будет поднимать меч за свою семью, змей, — рявкнул Петр, злясь сильнее из — за неуверенности.
— Конечно, — сказал Сергей. — За своего двоюродного брата, мальчика, что однажды возглавит Московию.
Петр затих, но его гнев угасал.
Сергей увидел горе Петра и склонил голову.
— Мне жаль, — сказал он. — Это сложно. Я буду за вас молиться, — он ушел за деревья, его шаги заглушил ручей.
Петр не шевелился. Была полная луна, край серебряного диска поднялся над деревьями.
— Ты бы знала, что сказать, — прошептал он. — Я — нет. Помоги, Марина. Я не потеряю сына даже ради наследника Великого князя.
* * *
— Я злился, когда услышал, что вы продали мою сестру в такие дали, — сказал Саша отцу. Он говорил скованно, тренировал
— Я рад. Это ради Оли. Но, даже если бы он был старым пьяницей, я не смог бы ничего поделать, — сказал Петр. — Великий князь не спрашивал.
Саша вдруг подумал о своей мачехе, женщине, которую отец не выбирал, которая легко плакала, молилась и пугалась.
— Вы тоже не смогли выбрать, отец, — сказал он.
«Я уже стар, — подумал Петр, — раз мой сын так добр со мной».
— Это не важно, — сказал он. Свет падал золотом между тонких берез, и все серебристые листья трепетали. Конь Саши заметил трепет и встал на дыбы. Саша остановил его и опустил. Буран подбежал к ним, словно показывал, как вели себя настоящие кони.
— Ты слышал слова монаха, — медленно сказал Петр. — Великий князь и его сын — наши родственники. Но, Саша, я прошу тебя подумать хорошенько. Это сложная жизнь, монах всегда один, в нищете, с молитвами и холодной кроватью. Ты нужен здесь.
Саша посмотрел на отца. Его загорелое лицо вдруг показалось младше.
— У меня есть братья, — сказал он. — Я должен попробовать сам. Повидать мир. Я буду бороться за Бога. Я рожден для этого, отец. И князь — мой двоюродный брат Дмитрий — нуждается во мне.
— Как горько, — прорычал Петр, — быть отцом сыновей, что бросили его. Или быть мужчиной, чью смерть даже не станут оплакивать сыновья.
— Со мной будут братья, — возразил Саша. — А у вас есть Коля и Алеша.
— Если уедешь, ничего с собой не возьмешь, Саша, — рявкнул Петр. — Только одежду, что на тебе, твой меч и безумную лошадь, которую пытаешься учить. Ты не будешь моим сыном.
Саша выглядел моложе, чем раньше. Его лицо побелело за загаром.
— Я должен ехать, отец, — сказал он. — Не нужно ненавидеть меня за это.
Петр не ответил. Он резко развернул Бурана в сторону дома, и лошадь Саши осталась позади.
* * *
Вася пробралась в конюшню в тот вечер, когда Саша ухаживал за высоким юным мерином.
— Мышь печальна, — сказала Вася. — Она хочет уехать с тобой, — коричневая кобылица стояла, опустив голову, в своем загоне.
Саша улыбнулся сестре.
— Она стара для путешествий, — сказал он, погладив шею кобылицы. — И в монастыре мало толку от племенной кобылицы. Этот мне послужит, — он шлепнул мерина, тряхнувшего острыми ушами.
— Я могу быть монахом, — сказала Вася, и Саша увидел, что она снова украла вещи брата и стояла с сумкой в руке.
— Не сомневаюсь, — сказал Саша. — Но обычно монахи больше.
— Вечно я слишком маленькая! — завопила возмущенно Вася. — Я подрасту. Не уезжай пока, Сашка. Еще год.
— Ты забыла Олю? — сказал Саша. — Я обещал, что сопровожу ее в дом ее мужа. А потом уйду к Богу, Васечка, это не пустяки.