Медвежьи углы
Шрифт:
— От ты сотри, никто рогов не видит, он сам о них не знает, а девки при встрече с ним млеют и потеют, и малолетки женские тоже глазками зыр-зыр. Чувствуют, лярвы, чувствуют! А Санёк тупит и шарахается.
— Что чувствуют? — искал я откровенностей у Васи.
— Шо-Шо? Рога чувствуют! — жарко говорил Васька.
Хоть с рожками Саша был и незнаком, но эриний именно он мне показал.
— Видишь уродок в небе? Это эринии.
Руками Саша не показывал, только взглядом, опасался, что кто-то может быть рядом.
Удивительные, изящные дамы со скотскими лицами парили в воздухе.
— Над тем домом, где они кружатся, обязательно человек умрет, — прокомментировал их полет Саша.
— Дурня это всё, Рог. Они пока просто летают, а жрут людей только во время войн и эпидемий, —
— Сам ты Рог! — бесился Саша. — Что? В мирное время люди не умирают? Им нужно твоей войны ждать? Ну не сразу умирают, позже! Но болеют или плохо себя чувствуют точно. А если не умирают, сразу, то вероятно, плохо себя чувствуют.
— Значит, твой дедушка сейчас плохо чувствует, и Наталья Ивановна, ваша соседка, тоже. Они ж над вашими домами кружатся, — примирительно сказал Вася, он спорить не любил, даже когда был прав.
— Ха! Дурня! — сказал я, но домой рванул со всей возможной скоростью, даже упал разок очень больно, потому что в небо смотрел, а не под ноги. На дур этих смотрел.
— Дед, ты как? Чувствуешь как? — тяжело дышал я.
— После такого вопроса, да еще с таким видом, уже и не знаю, — хихикнул дед.
Я вздохнул и пошел в комнату.
— Чайник поставь, — крикнул он мне.
Пару лет я кучу всего видел. Бывало, проснешься — и как в сказке, не сходя с кровати: белые коты с черными хвостами по дому бродят (кстати, один демон у нас так и жил, кошкой, лет восемь), шусики разные под кроватью копошатся, ведьмины жабы размером с детский танк, домашние черти, не сквозняками и паутиной бесхозной притворяются, а чинно восседают на столах и подоконниках, и мордочки у них грустные, интеллигентные, как у профессуры после Великой Октябрьской революции, а не как в сценах Страшного суда.
Перед отъездом из нашей местности я изменился.
С детства старался не вмешиваться в то, что видел, побаивался. Даже себе не всегда мог помочь: в 12 лет мне какой-то демон пояс с фляжкой повесил, а я снять не смог, потом болел неделю. Еще меня на прогулке черт толкнул, а я ему даже вслед не плюнул, хотя уже сам здоровый был. А тут… Началось всё с того, что я пнул жука-упыря. Откуда они берутся, не знаю, но передвигаться предпочитают на людских ногах. Встанет такой обормот у обочины, лапки свои для объятий раскроет и к штанине цепляется. Я их частенько с папы снимал и аккуратно в траву кидал, тайком, конечно. Мужчины для них вообще предпочтительней. А тут я домой возвращался, и мне навстречу алкаш пер, и на каждой ноге у него по жучиле, да еще ведьма Илона Казимировна (невидимая, конечно) на шее сидит. Алкаш думал, что я его разглядываю и осуждаю, ну и нахамил мне сильно и даже ногой задеть пытался, но Илона Казимировна ему шею придавила (она торопилась куда-то), и он дальше почесал. Когда алкаш ногой махал, с него жучила один свалился и пытался на мою ногу пристроиться. Тут я совсем обиделся и дал жучиле пенделя. Пендель удался, и жучила влетел в забор-рабицу.
Так я осмелел.
Девушка с улицы Колхозной часто спешила куда-то. Личико свеженькое, а на руке у нее была змейка, желто-зеленая, а на голове рожки. Как-то я подвыпивший шел, а девушка мне навстречу брела, грустная, поблекшая, а змейка на плече у нее сидела. Я подошел и змею с плеча сбил, кажется, перчаткой, а потом еще и пнул в сугроб (дело зимой было). Девушка не шарахнулась, даже, наверное, не заметила, что я сделал.
А рыцари в тапочках меня с тех пор Очевидцем звали.
В другую местность я уехал в том же году. Это был большой город с метро и троллейбусами. Видеть дурню всякую перестал через неделю, но болел долго, все во мне болело, а потом прошло. Десять лет человеческой жизни кончились внезапно, когда, проезжая по одной из центральной улиц автобусом, увидел вывеску «Ноги больших размеров», а после в лавке «Срочный ремонт любви» пытался у ящера одного то ли молока купить, то ли штаны подшить, впрочем, неважно, в любом случае это было глупо, и ящер шипел на меня осуждающе и по делу.
Пару дней назад видел женщину с больными ногами. Ее родные разлапистые, упырьи ноги были больны и истрепаны, тяжело ей в человеческой обуви. Она, как и Саша Рог, не видит себя, но про магазин я не стал ей говорить, забоялся. Вечерами стал видеть стаи собак, которых выпасают шустрые полуодетые лилипуты, а на алкашах тут разъезжают какие-то одутловатые упыри с болезненными мордами (у нас-то этим дамы занимаются). Только однажды по дороге к метро я встретил Ведьму Любви [3] — чернявую, красивую девку, она как раз подбирала себе кого-нибудь в лошадки, но, увидев меня, очень обрадовалась, даже несколько алкашей и одного наркомана пропустила, мы с ней минут пятнадцать трепались, а потом она уселась на какого-то молодчика и сказала мне: «До встречи». Мы с ней почти земляки были, звали ее Альбина Казимировна. Она меня с собой звала, но я отказался, не мог я «Шанхай» [4] пропустить. «Шанхай» — лучшее средство от депрессии и головной боли, а они у меня частенько бывают. Возраст.
3
Ведьма любви — Существо, похожее на красивую пафосную девку. Видимо, таких ближневосточный фольклор и называет Лилит. Одеты пестро, накрашены ярко, но это когда они влюбляться выходят. Опыт общения у меня с ними небольшой, знаю, что любят передвигаться на мужских шеях, поболтать любят (видимо, очень одиноки), заботливы, в разговорах умны, с прекрасным чувством юмора. Что с мужчинами делают, не знаю, однако знаю балкон хрущевки, весь увешанный тушками небольших мужчин, сильно высохших и побуревших на солнце. Мимо дома умиротворяюще проходить в конце октября, когда солнце играет в окнах этой квартиры, а ветерок шелестит чучелками.
4
Шанхай (кит.) — В 11–12 ночи в метро курсирует поезд с пустыми вагонами. Останавливается на каждой станции, но двери открываются только в предпоследнем вагоне. В нем катаются изящные китайские существа. Сядешь среди них и пьянеешь от счастья — такое у них свойство, счастье дарить. Проходит это состояние, как похмелье, так что больше одной остановки с ними ездить нельзя. А если выходить не хочешь, надо громко крикнуть: «Шанхай», — тогда они выйдут на следующей. Но это очень смело — взять и крикнуть. Поэтому я сам выхожу, через две. У меня привычка, я с ними часто катаюсь, а вам нельзя, вы их все равно не увидите.
Баба-Яга
До Баби-Яги легко можно добраться пригородной электричкой, и от перрона она недалеко живет. А если маршруткой из центра, то минут сорок-пятьдесят, только это раза в два дороже по деньгам будет.
Баба-Яга верила в «прекрасное вне тела» и потому враждебно относилась к богатырям, что толклись, возле ее избушки. На заданные исключительно из вежливости вопросы герои отвечали формулой тройного требования «ты сначала накорми, напои, в баньке попарь, а после спрос держи».
Говорить нахлынувшему невесть откуда герою, что ее ветхое жилище не столовая, не странноприимный дом и не банно-оздоровительный комплекс было как-то неуместно, поэтому случалось по настроению: кого накормишь, а кого и в котел.
Голодные мужчины, принцессы одичавшие, дети из неблагополучных семей все к Бабе-Яге скатываются, у всех она под горой.
Сомнительное одиночество в чаще пришлось оставить.
Поселилась Баба-Яга в нашем пригороде, в частном секторе. Относительно давно, сразу после войны. Народу с разных мест тогда много приезжало, вот и она тоже.
Откуда она — не говорит. Но у нас многие не говорят, откуда они, и я не говорю. Тут своя традиция сложилась. Всем тогда трудно было.
Я до второго курса часто видел ее, как она в окружении стаи собак ходила на рынок торговать, кажется, козьим молоком. А потом перестал ее видеть.
И вот недавно один сказал, что Баба-Яга давно работает у них в институте, в учебной части. Коллеги про Бабу-Ягу говорят, что она настоящая ведьма — злая, но справедливая.