Медвежий душ
Шрифт:
Слава — художественный свист.
Я — магнитофон.
Заело с «текущими делами».
Первым текущим делом надо было придумать квартету название.
Гога предложил «Поющие гитары».
Слава запротестовал: гитара в ансамбле была одна.
Слава предложил «Соловьиные трели».
Гога запротестовал: свистун тоже один.
Андрей Романович заявил, что название должно быть не только интригующим, но и фольклорным.
Гога предложил «Лос Колхидос».
Слава запротестовал.
— «Лос
Гога запротестовал.
— «Лос Тбилисос», — предложил Гога.
Слава запротестовал.
— «Лос Калугас», — предложил Слава.
Гога запротестовал…
Через час стало ясно, что мы зашли в тупик.
— Есть выход, — сказал Андрей Романович. — Оставим в покое фольклор. Придумаем что-нибудь поэтическое.
— «Аккорд», — предложил Гога.
— Было! — сказал Слава.
— «Октава», — предложил Слава.
— Было! — сказал Гога.
— «Поэма», — предложил Гога.
— Было! — сказал Слава.
— «Чипаруча», — предложил Слава.
— А что это такое? — спросили мы.
— Ничего. Просто так. Но зато этого наверняка не было.
Стало ясно, что мы окончательно зашли в тупик.
— Есть выход, — сказал Андрей Романович. — Надо искупаться.
Солнце угрожающе склонялось к закату.
Мы искупались. Закусили. Сыграли партию в домино. И разъехались по домам.
Слава поступил в мастерскую по ремонту гитар и домбр.
Гога подражает голосам разных птиц в местном театре Юного зрителя.
Андрей Романович начал писать мемуары на тему «Как я учился играть на контрабасе».
А я… Что я?.. У меня магнитофон. У меня отбоя нет от приглашений. На банкеты, на вечеринки, на пикники.
Так что мы все при музыке.
Вот только жаль, что квартет распался. Мы бы вполне могли выступать на радио или на телевидении…
Без пяти двенадцать
Боб и Доб
Под Новый год в театре давали «Ревизора». Решено было сократить антракты, чтобы и актеры и зрители могли спокойно поспеть к новогоднему столу. Даже заключительную немую сцену несколько ужали, и помреж на минуту раньше положенного дал сигнал «занавес!».
Антон Антонович с супругой были этому весьма рады.
— Вот видишь, милая, как все хорошо получилось, — ворковал Антон Антонович, получая в гардеробе шубы, минуя очередь. — А ты волновалась. Еще нет десяти часов, а мы уже на пути домой. Стол у нас накрыт заблаговременно. Будет еще время отдохнуть до съезда гостей.
— Спасибо, дружок, — отозвалась супруга, — какой прекрасный вечер. И спектакль мне очень понравился. Я от души посмеялась. Городничий и его супруга, и Ляпкин-Тяпкин, и Земляника, все такие смешные… А особенно Бобчинский и Добчинский…
— Персонажи былого мещанства, — резюмировал Антон Антонович, — типы, ушедшие в прошлое…
Так, вспоминая смешное в комедии, в самом отличном настроении супруги добрались до дому.
Новогодний стол сверкал хрусталем и нержавейкой. Хозяйка обошла свои владения, рукою мастера наметила последние штрихи в сервировке.
Стали подъезжать гости. Антон Антонович развлекал их забавными, но уже прошлогодними анекдотами. Хозяйская дочка, окруженная молодыми людьми, причесанными по последней моде средневековья, пела мужским голосом, аккомпанируя себе на стереофоническом магнитофоне.
И вот общество уже было в сборе. Не хватало только двух гостей — Боба и Доба. Хозяйка беспокойно поглядывала на стрелки часов, с торжественной медлительностью приближавшиеся к двенадцати. Гости поглядывали на блюда с закусками и подсчитывали в уме, сколько чего придется на один пай в десять рублей, как вдруг дверь отворилась и в ней застряли двое округлых, полулысых, не совсем молодых людей.
— О! Боб и Доб! — воскликнула хозяйка. — Вы чуть не опоздали!
Боб и Доб попытались вырваться из дверного проема, но застряли они крепко. Гости пришли им на выручку: один уперся ногой в Боба, другой рванул на себя Доба, и пробка была ликвидирована.
Ввалившись в комнату, Боб и Доб затараторили наперебой:
— Чрезвычайное происшествие!
— Ужас! Кошмар, что мы пережили!
— Что? Что такое? — взволновался Антон Антонович.
— Приходим мы с Добом в ваш двор… — начал Боб заплетающимся от страха языком.
— Э! Позволь, я расскажу, — перебил его Доб.
— Э! Позволь уж я, — запротестовал Боб.
— Да говорите вы, ради бога! — рявкнул Антон Антонович. — Что там такое?
— Сейчас, сейчас, я все по порядку, — начал Боб. — Значит, сели мы с Добом в троллейбус номер пять и доехали до вашей остановки.
— На углу, где пивной киоск, — уточнил Доб.
— Входим во двор…
— А во дворе тьма-тьмущая. Лампочка не больше, как на десять свечей! — подхватил Доб.
— Только что мы во двор, как вдруг какой-то мужчина непонятной наружности…
— Дубленка на нем старомодная, до пят… И почему-то красного цвета…
— Красного цвета! — вскричала хозяйка, схватившись за сердце. — Это он, который с ножом! Он на все красное кидается…
— Мешок у него огромный! И бородища!
— По виду сущий бандит!
— «Э!» — потихоньку говорю я Добу.
— Э, нет уж! Это я сказал «Э!» Бобу.
— Сначала ты сказал, а потом я сказал, — согласился Боб. — «Э!» — сказали мы с Добом. — Чего ему нужно здесь во дворе, перед полуночью, когда все честные люди Новый год встречают?