Медвежья невеста
Шрифт:
Я закрыла за ним дверь, вернулась на кухню и подлила себе кипятка из котелка.
– Хочу печенье ем, хочу конфеты жую, или шоколад. И мне хорошо! И никто не нужен… Да! – громко сказала себе я и отпила из кружки.
Щербатой такой. Старой и фарфоровой. Залюбовалась на милую пастушку, пасущуюся на лугу, и даже не поверила своим ушам, когда услышала:
– Да!
Обернулась посмотреть, кто ж это со мной говорит. А вокруг – никого. Сердце пропустило удар, но я смело приказала себе не дрейфить. Наверняка, кто-то пошутил и спрятался!
Я
Никого.
Опять послышалось? Что-то пугают меня повторные галлюцинации в один день.
– Кто сказал «Да»? – громко спросила.
Но никто не ответил.
– Спишем на перегруз после тяжелого дня, – решила я и поднялась со стула, – Что ж, пора готовить ужин и разбирать сарай. Поищу сапоги, дождевик… Вдруг еще что-нибудь полезное найдется…
Вот в сарае всё и началось.
Сначала пришлось вытащить во двор мешки с одеждой. Их было так много, что можно было одеть весь поселок. И занимали они пол сарая. Вилы, лопаты и несколько секаторов аккуратно висели на крючках на стенах. Комод с какими-то гвоздями, отвертками и мужскими штучками, я разглядывать не стала, закрыла сразу же. Понятно, что инструменты в загородном доме должны быть. Наверное, в этом комоде и нашел масло для смазки Мирон.
Пыли здесь было немеряно! Она покрывала толстым слоем ржавый велосипед, люльку от мотоцикла и старый письменный стол.
Несколько табуреток, крепких с виду, я вытащила к крыльцу. Пусть проветрятся, возьму в дом. Пригодятся.
Потом снова вернулась к одежде. Поцыкала, повздыхала и засунула обратно в мешки.
Почему все это хранилось и для чего – мне было непонятно. Даже если списать на сентиментальность, выходило слишком странно. К чему хранить устаревшие вещи, которые сейчас никто не носит? Мужские рубашки с вышивкой, сарафаны, длинные и в пол. Были среди них относительно современные в мелкий цветочек какие носили в семидесятые. А были и такие, что я всерьез задумалась, не пела ли тетя Света в молодости в каком-нибудь русском народном хоре. Рассказывала она о таком? Вроде нет.
Вот для выступлений наряды весьма подходили – ярких цветов, с вышивкой и жемчужинками. Платки цветастые, темные и красные, с мелкими и крупными цветами.
Даже кокошников обнаружилось два.
В двух стоявших в углу мешках я, наконец, обнаружила обувь. Она тоже была женской и мужской. Лапти, сандалии, кожаные сапоги. Красные.
Я повертела их в руках и подумала, может, в поселке Радуга когда-то проходили съемки? Вот и остался реквизит. Выкинуть – жалко, все таки денег стоит и качество хорошее, а носить негде?
Да, это объяснение выглядело самым разумным.
А что, раньше часто киношники выезжали в поля и деревни, чтобы снимать крестьянскую жизнь «с натуры».
– И всё-таки, почему нет резиновых сапог? – я устало обвела взглядом сарай, – Целый вечер зазря провозилась, – и облокотилась о комод с инструментами, – Макароны варить не буду, сил
– И мне! – вдруг сказал кто-то.
Боже, как я испугалась! Чуть богу душу не отдала! Дернулась так, что ударилась копчиком о деревяшку. До звездочек в глазах.
Кричать не стала. Не смогла. В горле образовался ком, и я замерла в испуге. Уставилась в дальний угол сарая, из которого доносился голос, и осипшим голосом спросила:
– Кто… здесь?
– Я! – хихикнул кто-то.
Меня прошиб пот. Значит, хулиган, который лазит по моим вещам – здесь?
Но…где? Если только за пальто спрятался, что висят на крючках в углу.
А я даже не успела разобрать толком тот угол! Ну висит что-то типа шинели, или зимнего пальто. Еще фартуки, какие строители раньше носили, и еще какие-то тряпки. Сапог под ними видно не было, ну я и не трогала ту одежду.
А теперь, выходило, что зря?!
– Кто это «я»? – медленно пятясь задом к выходу, я нервно осматривала сарай, ожидая нападения, – Кто «здесь»? А ну, выходи!
– А ну выходи, – перекликнулся со мной голос, только уже с улицы, позади меня, – Выходи!
– А-а-а! – заорала я и бросилась к комоду.
Раз меня обвели вокруг пальца, и собираются напасть со спины, я буду защищаться! Ящик комода я выдернула полностью, со свистом. Он грохнулся мне под ноги, рассыпая свое содержимое.
А я вооружилась отверткой. Выкинула ее перед собой и, держа на вытянутой руке, медленно пошла на выход.
– Кто… здесь? – громко спросила я, приказывая себе не пугаться.
Кто-то шутит надо мной. Издевается. Нет ничего странного и сверхъестественного, что сначала голос раздавался из глубины сарая, а потом переместился на улицу. Такое бывает. Просто я сейчас в состоянии аффекта не могу понять, почему.
– Это я, – спокойно ответил голос и на пороге появилась фигура Медведева, – Мне сказали, ты искала меня.
– О, черт! – выругалась я, перехватила отвертку и как тореадор понеслась в сторону мужчины, – Ну ты и козел!
– Что-о-о?! – взревел тот, впрочем, не двигаясь с места, – Совсем спятила?
Он ловко перехватил мою руку с отверткой и отвел назад. Завернул за спину, так, что я вскрикнула от боли, и вплотную подтянул к себе:
– Проси прощения, мерзавка.
– Пошел на фиг!
– Проси прощения за свои слова! – выругался он и сильнее сжал мою руку, – Или я тебе покажу, кто из нас козел!
Как же он был силен! Мне было очень больно. Я почувствовала, что еще секунда, и моя рука навсегда отвалится. Он оторвет ее!
Но просить прощения после адских шуток? После издевательства и подлости? Не-ет. Не дождется. Пусть он хоть всю меня скрутит, а унижаться я перед ним не буду.
Скорее, наоборот. До конца буду терпеть и ненавидеть его.
Пришел в мой дом, еще и руки распускает?!
Я была так рассержена, аж до слез, до трясучки, до нервного срыва, что в ответ выплюнула: