Мефистон - Властелин Смерти
Шрифт:
Я не зову их глупцами. Я просто говорю, что они неправы.
Квирин, Кастигон и я стоим перед вратами Векайры. Мы смотрим со стен вниз по склону на равнину и на свирепое зрелище развёртывающейся Четвёртой роты Кровавых Ангелов. Солнце Паллевона относится к классу красных гигантов. Дневной свет выглядит как бесконечный закат, вечером световые потоки кровавого цвета отползают прочь к горизонту. В отсветах умирающего дня наш сборочный пункт обращает поток крови вспять. Багровый шторм подымается, чтобы смести всё на своем пути. Воздух разорван рёвом «Громовых ястребов», «Штормовых воронов» и «Штормовых когтей», сотрясающими землю рыками «Хищников Ваала», «Лэнд Рейдеров», «Рино» и уверенным, беспощадным топотом керамитовых ботинок.
Если
Знаменосец Маркос присоединяется к нам. Он вскидывает наш стяг к небесам, в то время как Кастигон поднимает руки — в правой болтер, в левой — цепной меч. В этот момент политик ушёл. Остался воин, чемпион Императора, и нет никаких сомнений, что он достойный лидер Четвёртой роты.
— За Императора и Сангвиния! — кричит Кастигон, вокс динамики разносят его голос до дальних уголков сборочного пункта.
— Смерть! — приходит ответ. «СМЕРТЬ!» Столько мощи в одном слове, такая концентрация коллективной воли, что её одной почти достаточно, чтобы обрушить стены.
Мы выступаем. Мы выламываем ворота. За ними широкая главная улица, ведущая к внутренним районам города. Прямой линией она уходит вперед на две тысячи метров. Мы идем по ней единым целым, вооруженные огнём, оружием и яростью. Над нами летят корабли поддержки, сначала в формации, затем они рассыпаются для манёвров среди шпилей Векайры. Проспект заканчивается, разделяясь на узкие улицы, мы идем по ним, словно пальцы огромной багровой перчатки.
Мы не встречаем сопротивления. Нет никого, чтобы даже заметить наше появление. Ни одного огонька не появляется в слепых окнах башен с наступлением ночи. Вдоль улиц не стоят толпы перепуганных зевак. Никто не поёт гимнов и не воздаёт благодарных молитв. Узкие каньоны улиц разносят гулкое эхо нашего марша. Эхо — единственный звук в городе. Это не город, а сборище монументов.
Кладбище.
Не по этой ли причине я чувствую родство с этим местом? Возможно ли, что я, Властелин Смерти, наконец-то нашёл свои владения? Если так, то ни впечатляют: богатые, обширные и величественные. Векайра не улей, но, несомненно, перед своим концом она уже почти достигла критической плотности, которая привела бы её к виду спирали-муравейника, что является жизнью и судьбой любого улья. Башни Векайры толкаются друг с другом, и как деревья в джунглях, тянутся к небесам, стараясь перерасти соперников, чтобы ухватить побольше света умирающего солнца. Уровень улиц — это царство вечной тени. С приходом ночи башни исчезают из виду. Лишь прожекторы наших машин выхватывают фрагменты зданий из тьмы. Они старинные, величественно-громоздкие. Это старый город. Смерть его пришла не с вторжением Освященных. Ничто здесь не жило уже долгие годы. Камни выпирают из башенных фасадов. Окна превратились в мертвые провалы величественных витражных розетт, ныне подернутых пленкой и заполненных лишь тьмой. Сводчатые аллеи ведут от шпиля к шпилю. Но красота поблекла, порушилась, раскрошилась. Время источило Векайру. Улицы замусорены упавшими камнями. Некоторые аллеи обрушились полностью, блокируя пути, заставляя идти в обход. Здания обветшали, стены подернуло рябью. Улицы города превратились в рваные линии. Тысячелетия минули, и ни одна рука не поднялась, чтобы противостоять им, камни разрушались ветром и дождями, градом и морозами. Ничто не ремонтировалось со времен Эры Отступничества.
Несмотря на всеобщий упадок, на то, что Векайра медленно обращалась в пыль, она всё же заслуживала уважение. Что-то уничтожило город. Смерть, должно быть, настигла его внезапно, потому как нигде не видно разрушений свойственных для впавших в варварство горожан. Соборы гордо возвышаются, неоскверненные и неразрушенные ничем, кроме самого
Я отдаю должное его вере.
Зрелище стоической смерти, сквозь которое мы идём, очень кстати. Как раз такое, какое сейчас необходимо. Мне не понравился приём, оказанный видениям Квирина. Кровавые Ангелы уже страдали из-за грандиозных религиозных заявлений ранее. Я не допущу, чтобы мы попали в эту ловушку вновь. Наша встреча с этим городом безмолвных башен подрывает бездумный энтузиазм. Я замечаю, не без толики удовлетворения, что окружающая обстановка повлияла и на Квирина. Он хотя бы на время прекратил пророчествовать. Он идёт молча, шлем его поворачивается, когда он поочередно рассматривает открытые двери, пустые окна, а потом пустынную улицу. Он, Альбинус и я идём во главе колонны. Кастигон перебазировался на «Рино» «Эхо Зорана» и командует с этого мобильного штаба на расстоянии двух перекрёстков от нас.
Квирин говорит: «Этот город вызывает беспокойство». Он честен, как всегда. Никогда не было никакой скрытности в реклюзиархе. Он обращается не ко мне. Это не диалог. Это — наблюдение.
Я всё же отвечаю: «Такая смерть и есть знак благословления Императора?»
— По-твоему это так? — резко отвечает он.
Я одаряю его ироничной полуулыбкой. Я отхожу в сторону, не ломая построение, а просто перемещаясь в тень.
Альбинус присоединяется ко мне. «Чего ты пытаешься достигнуть?» — спрашивает он.
— Научить его ценить сомнения в себе самом, — отвечаю я. — Разве это не является также эссенцией сути Кровавого Ангела? Помнить, что мы с изъяном?
— У тебя нет веры в нашу цель.
— Нет. А у тебя?
— Я верю, что мы приближаемся к чему-то грандиозному.
— Да уж это-то без сомнений, — я простираю свою руку в сторону центра города. — Грань с Имматериумом тонка здесь, и становится всё тоньше.
— Разве это не доказательство правоты Квирина?
«Вовсе нет. Я предупредил капитана Кастигона, что мы идем прямиком во тьму. И мы знали об этом со времен встречи с «Затмением надежды». Эта населенная демонами боевая баржа возвратилась призраком варпа пять тысяч лет спустя, после того как была утеряна. На борту я встретился с собственной статуей и звёздной картой системы Паллевон. Насмешка Хаоса была просто осязаемой. С тех пор я постоянно чувствовал, что нас словно затащило в механизм адской машины. Машины, чья работа началась даже не тогда, когда мы ступили на борт корабля-фантома, а в тот момент, когда реальный корабль погиб.
— У тебя есть право изменить его приказы.
— Да, но Освященные должны быть сокрушены. Мы призваны. Однако нам следует соблюдать осторожность. Нетерпение здесь излишне.
— Возможно, то, что ты видел на «Затмении», не является темным предзнаменованием.
— С каких пор ты одержим подобной глупостью? — отрезаю я.
— С тех самых, как один из величайших капелланов нашего Ордена заговорил о надежде.
— Он не прав, поступая так.
— Надежды нет?
— Есть долг. Есть вера. Есть смерть. Этого достаточно.
Альбинус качает головой. «Нет, не достаточно», — говорит он, и переходит ближе к Квирину.
Я смотрю на город. Он понимает меня. Если бы он был населен, то люди бы поклонялись миражам собственных желаний.
Но у пустынного города нет никаких претензий. Он знает, как тонка завеса реальности. Он был избавлен от иллюзий.
Я всего в паре метров от ближайшего боевого брата. «Хищник Баала» «Флегетон» рычит в нескольких шагах позади меня. Но дистанция между мной и другими Кровавыми Ангелами на самом деле огромная. Они не могут постичь окутанных тьмой путей, которыми я сейчас следую. Я в свою очередь не стану делать вид, что отворачиваюсь от этих путей. Они для меня та реальность, с которой я не спущу глаз. Они также являются источником силы, которую я использую для защиты Империума. От этого я тоже не стану отворачиваться.