Мегрэ и инспектор Недотепа
Шрифт:
В его отсутствие действительно звонили из Скотленд-Ярда. Сообщение передали Даниэлю, его племяннику, который как раз только что и доложил о нем.
Мошенник, которым занимался Мегрэ, в Лондоне не появлялся уже больше двух лет, но, судя по последним данным, якобы мелькал в Голландии.
Мегрэ связался с Амстердамом и теперь ждал, что ему сообщат из сыскной полиции Нидерландов. Время от времени он созванивался с инспекторами, которые следили за типом возле дверей его апартаментов в «Кларидже» и в гостиничном холле.
Иногда, с зажатой в зубах
В конце коридора сидел за маленьким столиком под лампой с зеленым абажуром седой как лунь старик Жером, ночной сторож, прослуживший в заведении больше тридцати лет. Водрузив на нос очки в стальной оправе, он неизменно читал объемистый медицинский трактат, один и тот же, все эти годы. Читал он по слогам, как читают дети, и шевелил при этом губами.
Время от времени, не вынимая рук из карманов, он заходил в кабинет инспекторов, расположенный в паре шагов от его собственного, где двое дежурных, в полурасстегнутых, как у него, рубашках, играли в карты, дымя сигаретами.
Так он слонялся то туда, то сюда. Сразу за его кабинетом находилась узенькая клетушка, в которой стояла походная кровать. Пару-тройку раз он вытягивался на ней, но не смог даже задремать. Было жарко, несмотря на припустивший еще сильнее дождь, потому что за день солнце успело здорово нагреть помещение.
Один раз Мегрэ уже подошел было к своему телефону, но в последний момент рука его, уже готовая снять трубку, замерла. Он побродил еще немного, вернулся к инспекторам, понаблюдал какое-то время за карточной игрой и еще раз приблизился к телефонному аппарату.
Он напоминал маленького мальчика, который старается, но никак не может сдержать снедающего его желания. Если бы еще Лоньон не был таким недотепой!
Хотя, разумеется, дело было не в Лоньоне. Мегрэ имел полное право взять в свои руки расследование дела с улицы Ламарк, мало того, он сгорал от соблазна именно так и поступить.
И вовсе не потому, что считал это дело способным вызвать сенсацию. Арест мошенника, например, который по-прежнему не вызывал в нем ни малейшего интереса, произведет гораздо больший эффект. Но, как ни старался он отвлечься, у него перед глазами все так же вставали залитый дождем столбик вызова срочной полицейской помощи, тщедушное тело жалкого торговца бриллиантами, обе сестры и их квартира.
Как бы это выразить? Это было одно из дел, самый аромат которого нравился ему с самого начала. Ему хотелось вдыхать его вновь и вновь, чтобы, насквозь пропитавшись им, дождаться минуты, когда истина явится сама собой.
И тут подворачивается этот бедолага Лоньон! Лоньон, который, в сущности, был лучшим, во всяком случае, самым добросовестным из всех инспекторов, добросовестным настолько, что от него просто тошнило.
Неудачи, сыпавшиеся на Лоньона с завидным постоянством, в конце концов превратили его в озлобленное существо, напоминающее всеми гонимого шелудивого пса.
Стоило Лоньону начать работать над каким-нибудь делом, как его одолевало несчастье за несчастьем. Если он, к примеру, собирался арестовать виновного, то выяснялось, что у того такие высокие покровители, что лучше оставить его в покое; случалось и так, что в последний момент инспектор вдруг заболевал и ему приходилось передавать совсем готовое дело кому-нибудь из коллег, а бывало, что и следователь прокуратуры, жаждавший повышения по службе, перехватывал у него из-под носа все лавры победителя.
Неужели и на этот раз Мегрэ поневоле станет тем, кто вырвет у бедолаги Недотепы кусок изо рта? Самое неприятное, что Лоньон и жил-то в этом самом квартале, на площади Константен-Пекер, в ста пятидесяти метрах от столбика, возле которого умер Голдфингер, в трехстах от квартиры торговца камнями.
— Амстердам?..
Мегрэ записывал сведения, которые ему передавали.
Поскольку, покинув Гаагу, мошенник самолетом перебрался в Базель, комиссар тут же связался со швейцарской полицией, но думать он продолжал о несчастном торговце, его жене и свояченице. И всякий раз, когда он укладывался на свою походную кровать в надежде заснуть, эти трое все отчетливее всплывали в его памяти.
Тогда он снова шел в кабинет глотнуть пива. Едва вернувшись к себе, он заказал в пивной «У дофины» три пол-литровых кружки и целую гору сандвичей.
Эге, а это что такое? Под одной из дверей виднелась полоска света. Там работал комиссар финансового отдела. В этот кабинет поболтать не зайдешь. Его хозяин, прямой, как трость от зонта, господин, всегда одетый с иголочки, в лучшем случае церемонно раскланивался с сослуживцами. Раз он проводит ночь в полицейском управлении, значит, завтра на бирже будет суматоха.
Накануне вечером в театре «Мадлен» давали праздничный концерт, посвященный его столетнему юбилею, а после концерта был еще и ужин. Доктор Поль, самый светский из всех парижских врачей, близко знакомый со многими звездами, наверняка отправился туда и вряд ли мог вернуться домой раньше двух часов ночи. Даже если он решил переодеться, — хотя ему случалось заявляться в морг прямо во фраке, — все равно он уже с четверть часа как должен был появиться в Институте судебной медицины.
Мегрэ не выдержал и снял трубку:
— Институт судебной медицины, пожалуйста…
Алло! Говорит Мегрэ. Вы не попросите доктора Поля на минуточку к телефону?.. Что-что?.. Он не может?..
Уже начал вскрытие?.. А кто у аппарата? Его препаратор? Добрый вечер, Жан. Будьте добры, от моего имени попросите доктора исследовать содержимое желудка покойного. Да… Да, очень тщательно… В частности, мне хотелось бы знать, глотал ли он что-либо, пищу или напитки, после ужина, который съел около половины восьмого вечера… Спасибо… Да, пусть позвонит мне сюда. Я всю ночь тут пробуду…