Мегрэ и виноторговец
Шрифт:
— Приятным? Анна-Мари задумалась.
— Для тех, кто знал его, — да. На людях он держался заносчиво и грубо. Любил корчить из себя босса. Считал, что успех среди женщин ему обеспечен. Но, узнав его поближе, вы не могли не заметить, что он простодушен, даже беззащитен. Он часто спрашивал меня после близости: «Что ты обо мне думаешь?» «А что я должна думать?» «Ты меня любишь? Ну, сознайся, ведь нет». «Все зависит от того, что вы понимаете под словом „любовь“. Если вы имеете в виду близость, мне с вами хорошо». «Что будет, если ты мне
— Расскажите мне теперь о мужчинах, — попросил Мегрэ.
— О тех, кто тут работает? Лепетра я вам уже называла, он вообще неразговорчив. Ему под шестьдесят. Опытный специалист. Работает спокойно, без шума. Говорят, когда-то имел собственное дело, но разорился. Видно, не нашлось в нем нужной для успеха хватки.
— Женат?
— Да. Двое из его сыновей тоже. Живет в Шарантоне, в маленьком домике в самом конце набережной. В контору ездит на велосипеде.
За окнами розовел туман. Сквозь него слабо просвечивало солнце. Сена дымилась. Лапуэнт делал записи в блокноте, который лежал у него на коленях.
— Фирма «Вино монахов» уже существовала, когда дело Лепетра пришло в упадок?
— По-моему, да.
— Как он относился к патрону?
— С уважением, но сдержанно.
— Они не спорили?
— В моем присутствии — никогда. А я обычно почти не отлучалась из кабинета.
— Вы говорите, что Лепетр — человек замкнутый?
— И замкнутый, и грустный. Не помню, чтобы он когда-нибудь улыбался. А длинные отвислые усы делают его лицо еще более унылым.
— Кто еще работает в конторе?
— Бухгалтер — он же кассир — Риоль. Его кабинет внизу. Он ведает тем, что у нас называют малой кассой. Долго объяснять вам все тонкости. Основные бухгалтерские операции и вся переписка с фирмами ведется на авеню Опера. А здесь обеспечивается снабжение и связь с виноградарями Юга — нашими постоянными поставщиками.
— Не влюблен ли этот Риоль в кого-нибудь из вас?
— Вряд ли. Пока это ни в чем не проявилось. Да вы сами увидите. Ему лет сорок. Он убежденный холостяк. От него плесенью пахнет. Робок, застенчив, куча причуд. Живет в семейном пансионе в Латинском квартале.
— Больше мужчин нет?
— В конторе — нет. Есть несколько рабочих на складах и в экспедиции. В лицо я их знаю, но никакого отношения к ним не имею. Вы, наверно, думаете — до чего тут странный народ подобрался? Но кто знал патрона, тот нашел бы все это вполне естественным.
— Вам будет его недоставать?
— Не скрою, да.
— Он делал вам подарки?
— Он никогда не давал мне денег. Случалось, дарил какой-нибудь шарфик, попавшийся ему на глаза на витрине магазина.
— Кто же теперь возглавит дело?
— Не знаю. В конторе на авеню Опера главный помощник патрона по финансовой части господин Лусек. Он отвечает за годовой баланс и налоговую декларацию. Но в винах ничего не смыслит.
— А Лепетр?
— Я же вам сказала, что он плохой делец.
— Может быть, госпожа Шабю?
— Она прямая наследница мужа. Не знаю, захочет ли она повести дело, но уж если возьмется, то, конечно, справится. Эта женщина умеет добиваться своего.
Мегрэ внимательно слушал Анну-Мари, пораженный ее рассудительностью. Ни один вопрос не смущал девушку и не заставал врасплох. Ее прямодушие очень к ней располагало. Трудно было удержаться от улыбки, видя, как она в разговоре помогает себе жестами, руками, ногами, всем своим длинным, угловатым телом.
— Вчера вечером я ездил на набережную де ла Турнель.
— К старику?
— Как они относились друг к другу?
— Насколько я заметила — плохо.
— Почему же?
— Они давно не ладили. Старый Шабю находил сына слишком бесчувственным и жестоким, отказывался принимать от него помощь: может быть, из принципа, несмотря на возраст, он все еще не закрывает свое бистро.
— Хозяин говорил с вами об отце?
— Редко.
— Что еще вы могли бы мне рассказать?
— Пожалуй, ничего.
— У вас был кто-нибудь, кроме Шабю?
— Нет. Мне вполне его хватало.
— Вы останетесь здесь работать?
— Если оставят.
— Где кабинет Лепетра?
— Внизу. Окна выходят на задний двор.
— Теперь я на минутку забегу к вашим сослуживицам.
В комнате машинисток тоже горели лампы. Две девушки печатали, третья, постарше, разбирала почту.
— Извините, что отвлекаю. Я комиссар Мегрэ, веду расследование. Очевидно, мне придется побеседовать с каждой из вас в отдельности. А сейчас я хочу лишь выяснить, нет ли у кого-нибудь каких-либо подозрений.
Девушки переглянулись. Мадемуазель Берта, толстушка лет тридцати, слегка покраснела.
— У вас, например?-обратился к ней Мегрэ.
— Я никого не подозреваю. Я поражена, как и все.
— Вы прочли об убийстве в газетах?
— Нет, я узнала о нем, когда пришла на службу.
— Не можете ли вы назвать кого-нибудь из недругов покойного?
Девушки снова обменялись взглядами.
— Пожалуйста, не стесняйтесь. Я уже достаточно наслышан о вкусах и привычках вашего патрона. В частности, о его особом пристрастии к женскому полу. Возможно, в это дело замешан чей-нибудь муж или любовник, а может быть, и соперница?
Никто здесь не был расположен к откровенности.
— Подумайте на досуге, прошу вас. Малейший факт может оказаться полезным при розыске.
Мегрэ и Лапуэнт спустились к бухгалтеру, который выглядел точно таким, ьак его описала Анна-Мари.
— Давно вы здесь служите, господин Риоль?
— Пятый месяц. До этого работал в магазине кожаной галантереи на Больших бульварах.
— Что вам было известно о любовных приключениях хозяина?
Бухгалтер покраснел, раскрыл было рот, но так и не нашел, что ответить на столь прямо поставленный вопрос.