Мегрэ путешествует
Шрифт:
— Нет… не знаю…
Мегрэ чувствовал себя вялым, и, правду говоря, ему трудно было бы сказать, о чем он думает. То же самое бывало с ним после плавания на корабле. Он еще чувствовал в своем теле отголосок движения самолета, и картины увиденного заполняли его ум, оттесняли одна другую. Все это произошло слишком быстро. Слишком много людей, слишком много впечатлений одно за другим. Йозеф ван Мелен, голый на кровати, в руках своего массажиста, потом он же в смокинге в тот момент, когда расставался с Мегрэ в вестибюле отеля «Париж», чтобы отправиться на торжественный обед в «Спортинг».
Теперь еще появились четверо мужчин, игравших в покер сначала в баре, потом в ампирной гостиной…
И мистер Филпс в своем английском отеле напротив посольства Великобритании, и директора банков, которые так услужливо спешили принять его и Арнольда. Совещания, телефонные звонки, нотариус месье Демонто, журналисты в вестибюле на Фобур-Сент-Оноре и у дверей «Георга Пятого», хотя там уже больше не на что было смотреть…
Молодой студент, который, конечно, тоже в свою очередь станет миллиардером, вдруг узнал у себя в Кембридже, что его отец, который накануне звонил ему с континента из гостиницы, умер.
И девочка, школьница четырнадцати лет, которой ее подруги по пансиону, может быть, завидовали, потому что она уезжает, паковала чемоданы, чтобы лететь на похороны отца.
Маленькая графиня теперь, должно быть, уже пьяна, но это не помешает ей сесть на ночной поезд. Когда она ослабеет, ей достаточно выпить еще глоток, чтобы подняться снова. Пока не упадет.
— Можно подумать, что у вас есть идея, шеф?
— У меня?
Мегрэ разочарованно пожал плечами, а потом настала его очередь спрашивать:
— Ты очень устал?
— Не слишком сильно.
— В таком случае пойдем спокойно пообедаем вдвоем «У дофины».
Там они не увидят такого общества, как в «Георге Пятом», или в самолетах, или в Монте-Карло и Лозанне.
В этой пивной сильно пахнет едой, как в деревенской гостинице. Хозяйка — у плиты, хозяин — за покрытой оловом стойкой, дочь помогает официанту обслуживать клиентов.
— А потом?
— Потом я хочу начать все заново, как будто ничего не знаю, как будто не знаком с этими людьми…
— Мне пойти с вами?
— Не стоит. Эту работу я больше люблю делать один…
Люка знал, что это значит. Мегрэ сейчас пойдет бродить по проспекту Георга Пятого, будет ходить там, маленькими глотками втягивать дым своей трубки, бросать взгляды то налево, то направо, присаживаться то тут, то там и почти сразу вставать, словно он не знает, куда деть свое большое тело.
Никто, даже сам Мегрэ, не мог сказать, сколько времени это будет продолжаться, и сейчас в этом незнании не было ничего хорошего.
Кто-то, увидев однажды комиссара в таком состоянии, не слишком вежливо заметил:
— Он похож на большого больного зверя!
Глава 7
В которой Мегрэ не только чувствует себя нежеланным, но более того — к нему относятся с подозрением
Мегрэ поехал на метро, потому что времени у него было вполне достаточно и этой ночью он совершенно не собирался трогаться с места. Можно было подумать, что он специально ел слишком много, чтобы чувствовать себя еще более тяжелым. Когда он расстался с Люка на площади Дофина, тот собрался что-то сказать, даже открыл рот, но никак не решался начать, и комиссар подбодрил его взглядом.
— Нет… Ничего… — решил Люка.
— Скажи…
— Я собирался спросить вас, стоит ли мне ложиться спать.
Когда шеф бывал в таком настроении, это, как правило, означало, что осталось уже немного времени до того, как в стенах его кабинета разыграется последний акт драмы.
А это, как нарочно, происходило почти всегда по ночам, когда во всем остальном здании было темно, и иногда нескольким сотрудникам Мегрэ приходилось сменять друг друга напротив того человека — мужчины или женщины, — который входил в дом на набережной Орфевр как просто подозреваемый, чтобы через больший или меньший промежуток времени выйти оттуда в наручниках.
Мегрэ понял этот скрытый смысл слов Люка. Он не был суеверным, но не любил торопить события, а в такие моменты сомневался в своей правоте.
— Иди спать.
Было не жарко. Вчера утром он вышел из дому, уверенный, что в двенадцать дня вернется завтракать туда же, на бульвар Ришар-Ленуар. Только вчера? Ему казалось, что все это началось гораздо раньше.
Он вышел из метро на проспекте Елисейских полей, который сверкал всеми своими огнями. Поздняя осень выдалась такой теплой, что террасы и теперь были полны народа. Держа руки в карманах пиджака, Мегрэ свернул на проспект Георга Пятого. Перед знакомым отелем великан в форме удивленно посмотрел на него, когда увидел, как он толкает вращающуюся дверь.
Это был ночной портье, а служащие, которых Мегрэ видел накануне, были из дневной смены. И портье, разумеется, спрашивал себя, что собирается здесь делать этот хмурый человек, который не живет в отеле и у которого костюм помят в дороге.
Посыльный, стоявший на посту по другую сторону вращающейся двери, проявил такое же любопытство и удивление и едва не спросил у Мегрэ, чего тот хочет.
Около двадцати человек рассредоточились по всему вестибюлю. Большинство были одеты в смокинги или вечерние платья, на женщинах были норковые манто и бриллианты, и, выйдя из облака одних духов, Мегрэ сразу оказывался в облаке других.
Посыльный, не сводивший с него глаз, был готов пойти за ним и окликнуть незнакомого посетителя, если тот зайдет слишком далеко, и Мегрэ предпочел направиться к регистрационной стойке. Служащие в черных куртках, которых он увидел там, были ему незнакомы.
— Месье Жиль у себя в кабинете?
— У себя. Что вам надо?
Мегрэ часто замечал в гостиницах, что служащие ночной смены не так вежливы, как те, которые работают днем. Почти всегда можно было сказать, что это служащие второго сорта, которые злятся на весь мир за то, что он заставил их жить перевернутой жизнью — работать, когда все спят.