Мегрэ в «Пикреттс»
Шрифт:
— На какой же риск вы хотите пойти?
— Я не сказал, что хочу. — Шеф улыбнулся.
— Поясните.
— Поскольку — а я в этом убежден — Филипп что-то знает, Оскар сейчас весьма встревожен. Хорошо бы сообщить в газетах, что после длительного безрезультатного допроса Филиппа отпустили.
— Кажется, начинаю понимать.
— Первая версия: Филипп сразу же мчится к Оскару — маловероятно. Если, конечно, у него нет другой возможности раздобыть наркотики, которые ему крайне необходимы.
— А
— Вы и сами поняли. Нельзя доверяться наркоману. Филипп пока еще ничего не сказал, но где гарантия, что он и дальше будет молчать? Оскар это знает.
— И постарается его убрать.
— Вот именно! Я не хотел рисковать, не поговорив с вами.
— Вы сможете предотвратить преступление?
— Приму все меры предосторожности. У Бонвуазена нет револьвера: много шуму, его он, по-моему, не любит.
— Когда вы собираетесь отпустить свидетеля?
— Вечером, как стемнеет. Легче установить скрытое наблюдение. Я пошлю за ним столько людей, сколько потребуется. В конце концов, если случится несчастье, — невелика потеря.
— Хотелось бы обойтись без этого.
— Мне тоже. — Они помолчали.
— Решайте сами, Мегрэ, — вздохнул начальник уголовной полиции. — Желаю удачи.
— Вы оказались правы, шеф.
— Докладывай.
Лапуэнту так нравилось играть значительную роль в расследовании, что он почти забыл о смерти Арлетты.
— Ответ пришел моментально. Оскар Бонвуазен — уроженец Мон-Дора. Его отец — портье гостиницы, мать — горничная. Карьеру начал рассыльным. Потом уехал и вернулся лет десять назад, купив шале, но не в самом Мои-Доре, а рядышком, в Ла-Бурбуле.
— Он там живет постоянно?
— Нет. Только летом, иногда несколько дней зимой.
— Женат?
— Холостяк. У него еще мать жива.
— Она живет с сыном в шале?
— Нет. У нее своя квартирка в городе, но он, кажется, ей помогает. И вообще, Оскар создает впечатление человека состоятельного, у которого солидное дело в Париже.
— Приметы?
— Совпадают.
— Не возьмешься за одно серьезное поручение?
— О чем вы говорите, шеф!
— Даже если задание опасное и чрезвычайно ответственное?
Охваченный, видимо, порывом горячей любви к Арлетте, Лапуэнт с пафосом произнес:
— Мне безразлично, убьют меня или нет.
— Не об этом речь. Важно не допустить убийства кое-кого другого. Поэтому крайне необходимо не выдать, что ты — полицейский.
— Думаете, я сумею?
— Сходи в гардеробную. Подбери что-нибудь из одежды профессионального безработного, который ищет работу в надежде ее не найти. Надень кепи, а не шляпу. Главное, ничего лишнего.
Вернулся Жанвье, и комиссар проинструктировал его примерно так же.
— Оденься
Он отобрал еще двоих инспекторов, которых Филипп раньше не видел, а потом, собрав всех четверых в своем кабинете перед планом Монмартра, объяснил им задачу.
День быстро подходил к концу. На Набережной и на бульваре Сен-Мишель зажглись огни.
Мегрэ хотел дождаться темноты, но на пустынных улицах преследование Филиппа усложнилось бы, рискуя вызвать у парня подозрения и — главное — вспугнуть Бонвуазена.
— Торранс, на минутку.
Тот взорвался:
— Все, хватит! Меня тошнит от него. Пусть им занимается кто-нибудь другой, кому нравится, но я…
— Минут через пять заканчивай.
— Что, отпускаем?
— Как только выйдут вечерние газеты.
— А какая связь между ним и газетами?
— Они сообщат, что его безрезультатно допрашивали несколько часов подряд.
— Понял.
— Потряси его еще немного, а потом верни манатки и гони в три шеи да накажи вести себя хорошо.
— Иглу тоже отдать?
— И иглу, и деньги.
Торранс взглянул на присутствующих.
— Уж не потому ли они вырядились как на карнавал?
Один из инспекторов взял такси и устроился в нем неподалеку от входа в уголовную полицию. Другие заняли свои места в стратегических пунктах.
Мегрэ в это время успел связаться с отделом по борьбе с наркотиками и с комиссариатом на улице Ларошфуко.
Из комнатушки, дверь которой оставалась приоткрытой, доносился громовой голос Торранса — тот с наслаждением бросал в лицо Филиппу все, что о нем думал.
— Я тебя даже пальцем не трону, чтобы не доводить до экстаза, понял? После тебя кабинет придется дезинфицировать. Давай одевайся.
— Вы меня отпускаете?
— Ты нам всем глаза намозолил. Надоел до ужаса. Собирай причиндалы и катись отсюда, дерьмо!
— А зачем толкаться-то?
— Я тебя не толкаю.
— И что толку кричать?
— Пошел вон!
— Ухожу, ухожу… Благодарю вас.
Дверь распахнулась и с грохотом закрылась снова. Коридор уголовной полиции был пуст. Только в плохо освещенной приемной ожидали два-три человека.
Фигура Филиппа, словно насекомое в поисках выхода, вырисовывалась в длинном пыльном коридоре.
Сквозь узенькую щель в дверях Мегрэ наблюдал за парнем до тех пор, пока тот не вышел на лестничную площадку.
И все-таки душа у комиссара была не на месте. Он закрыл дверь, повернулся к Торрансу, который расслаблялся, словно актер после спектакля. Торранс заметил, что комиссар озабочен, взволнован.
— Думаете, клюнет?
— Надеюсь, хотя кто его знает.
— Первым делом он бросится доставать морфий.