Мегрэ
Шрифт:
— Одна?
— Этот надрался до свинства, обойдя кучу бистро. К себе в гостиницу на улице Лепик вернулся около часа, и ночной дежурный вынужден был помочь ему подняться по лестнице.
— Кажо, надеюсь, у себя?
Выходя из пивной, Мегрэ словно увидел всех подельников разом, каждого в своей точке Монмартра, вокруг Сакре-Кер [10] , белеющей над прибоем Парижа.
Добрых десять минут он вполголоса инструктировал Люкаса и заключил наконец, пожимая ему руку:
10
Церковь
— Все понял? Уверен, что тебе не потребуется больше, чем полчаса?
— Оружие при вас, шеф?
Мегрэ похлопал себя по брючному карману и подозвал проезжавшее мимо такси:
— Улица Батиньоль.
Дверь привратницкой была приоткрыта, сквозь щель виднелась фигура газовщика.
— Вам кого? — услышал Мегрэ пронзительный женский голос.
— Господина Кажо, пожалуйста.
— Антресоль, налево.
Мегрэ остановился на растрепанном коврике, перевел дух и потянул за длиннющий басон, на что квартира отозвалась по-детски игрушечным звоночком.
Зашаркали шаги. Звякнула дверная цепочка. В замке повернулся ключ, и дверь приотворилась, но всего сантиметров на десять, не больше.
Отпер сам Кажо, непричесанный, брови взлохмачены еще больше обычного. Он удивился. Глядя Мегрэ в глаза, мрачно процедил:
— Что нужно?
— Для начала войти.
— Вы пришли официально, с постановлением по всей форме?
— Нет.
Кажо попробовал захлопнуть дверь, но из этого ничего не получилось — Мегрэ успел сунуть в щель ногу.
— Не находите, что нам лучше бы потолковать? — бросил он.
Кажо понял, что дверь ему все равно не закрыть, и взгляд его потяжелел.
— Я ведь и полицию вызвать могу.
— Разумеется. Только я думаю, это бесполезно — нам разумней поговорить по-хорошему.
За спиной Нотариуса прислуга в черном прервала работу и прислушалась. Ввиду уборки все двери в квартире были распахнуты. Справа, видимо, располагалась очень светлая комната окнами на улицу.
— Входите.
Кажо запер входную дверь на ключ, завел цепочку на место и сориентировал посетителя:
— Направо, ко мне в кабинет.
Это была типичная квартирка мелкого буржуа с Монмартра: кухня еле в метр шириной с окном во двор, бамбуковая вешалка в прихожей, темная столовая, занавеси тоже темные, выцветшие обои в цветочек.
То, что Кажо именовал своим кабинетом, оказалось помещением, которое по замыслу архитектора должно было играть роль гостиной и — единственное в квартире — имело два окна, в которые проникал свет.
Навощенный паркет. Посредине вытертый ковер и три стула с обивкой, ткань которой приобрела тот же неопределенный цвет, что и ковер.
Стены, оклеенные гранатовыми обоями, загромождены бесчисленными картинами и фотографиями в позолоченных рамочках. По углам столики и этажерки с дешевыми безделушками.
У окна возвышалось бюро красного дерева с вытертой сафьяновой обивкой; за него и уселся Кажо, отодвинув вправо какие-то бумаги.
— Марта, мой шоколад подадите сюда.
Кажо больше не смотрел на Мегрэ, предпочитая выжидать, пока противник первым перейдет в наступление.
Что касается комиссара, усевшегося на слишком хрупкий для него стул, он расстегнул пальто и, поглядывая вокруг, неторопливо набивал большим пальцем трубку.
Одно из окон — несомненно, из-за уборки — было распахнуто, и, когда прислуга подала шоколад, Мегрэ спросил хозяина:
— Не будете возражать, если закроем окно? Позавчера я подцепил насморк, и мне не хотелось бы простужаться еще сильнее.
— Закройте окно, Марта.
Марта отнюдь не испытывала симпатии к посетителю. Это было заметно по тому, как она ходила взад и вперед мимо Мегрэ, всякий раз находя способ задеть его ноги и не извиниться.
По комнате плыл запах шоколада. Кажо держал чашку обеими руками, словно согревая ее. По улице катились фургоны, и верх их, ровно как серебристые крыши автобусов, маячил почти что на уровне окна.
Прислуга вышла, но дверь не закрыла и продолжала хлопотать в прихожей.
— Не предлагаю вам шоколад, — сказал Кажо. — Думаю, что у вас уже был первый завтрак.
— Да, был. Зато если у вас найдется стаканчик белого…
Сейчас значение имело все — даже малейшее слово, и Кажо нахмурился, спрашивая себя, с какой стати гость просит дать ему выпить.
Мегрэ понял и улыбнулся:
— Я привык работать на улице. Зимой холодно, летом жарко. В обоих случаях хочется выпить, верно?
— Марта, принесите белого вина и стакан.
ЮЗ
— Обычного?
— Именно. Предпочитаю обычное, — вставил Мегрэ.
Его котелок лежал на бюро, рядом с телефоном. Кажо, не сводя глаз с собеседника, маленькими глоточками пил шоколад.
Утром он выглядел еще более бледным, чем вечером; кожа у него была по-прежнему бесцветная, а глаза тускло-серые, как волосы и брови, голова костистая, лицо длинное. Кажо относился к тем личностям, которых невозможно представить себе иначе как людьми неопределенного возраста. Трудно было даже вообразить, что он был когда-то ребенком, школьником или юным влюбленным. Такой, как он, не мог держать женщину в объятиях, шептать ей нежные слова.
Зато его волосатые, довольно ухоженные руки всегда были приучены орудовать пером. Ящики бюро были наверняка набиты всяческими бумагами, отчетами, счетами, квитанциями, заметками.
— Встаете вы сравнительно рано, — заметил Мегрэ, взглянув на часы.
— Я сплю не больше трех часов за ночь.
Безусловно, не врет. Неизвестно — почему, но это чувствовалось.
— Значит, читаете?
— Да, читаю или работаю.
Оба давали друг другу минуту передышки. Не сговариваясь, решили, что серьезное объяснение начнется после того, как Марта подаст белое.