Механический хэппи-лэнд (сборник)
Шрифт:
Впервые я вышла в свет, за пределы ангара и базы.
Увиденное меня поразило.
Мой первый бросок в космос уподобился отрочеству человека тринадцати-восемнадцати лет от роду, когда в одночасье с ног на голову переворачивается его мировоззрение. Жизнь накатила на меня цельным комом. Все, что мне было суждено испытать в жизни, навалилось на меня, минуя младенчество и ученичество, без раскачки. Страдания усиливались. Я испытывала перегрузки и натиск со всех сторон сразу. Я даже не подозревала, что такие ощущения и впечатления возможны. Надежное, понятное земное притяжение
Луна, а после нее – тысяча черных метеоров – проносятся мимо в полной тишине. Неописуемые стремнины космоса, тяга к звездам и планетам. А потом, когда мои двигатели отключили, я полетела, как говорится, по инерции, не дыша, не пытаясь пошевелиться.
Капитан Агнц сидел в командном отсеке, похрустывая костяшками.
– Корабль что надо. Отменный корабль. Врежем теперь марсианам по первое число.
Молодой человек по имени Конрад сидел подле капитана за спаренным пультом управления.
– Хорошо бы, – сказал он тревожно. – А то ведь в Йорк-Порте нашего возвращения ждет девушка.
Капитан нахмурился:
– Вас обоих? Тебя и Хиллари?
Конрад усмехнулся:
– Нас обоих, летящих в пекло на одном боевом корабле. Так хотя бы я могу следить за этим пьяницей. И буду знать, что он не в Йорк-Порте, пока я набираю ускорение…
По обыкновению, речь капитана Агнца была быстрой и стремительной, как ртуть.
– Космос – неподходящее место для разговоров о любви. Как, впрочем, для любых разговоров. Это все равно что громко смеяться в огромном соборе или пытаться вальсировать под гимны.
– Гляньте-ка – сентименталист, – заметил Конрад.
Агнца передернуло. Он рассердился на самого себя.
– Гляньте-ка – олух царя небесного, – процедил он и принялся мерить отсек шажками.
Они стали моей неотъемлемой частью: Агнц, Конрад и экипаж. Словно кровь, пульсирующая в артериях живого тела, словно лейкоциты и бактерии, и жидкость, поддерживающая их существование, как воздух, продувающий мои каморы и попадающий в мое сердце и в мои движители, утоляющий мой разгоревшийся аппетит, не догадываясь о том, что они всего лишь единицы энергии, подобно корпускулам, придающим большой массе – то есть мне – подпитку, жизнь и тягу.
Как и в любом теле, во мне водились микробы. Подрывные элементы. Болезни, а также сторожевые лейкоциты.
Нам всем поручили одно дело. Это мне было известно. А именно: отбивать усиливающиеся атаки на цитадели землян – Фобос и Деймос. Я ощущала ползучее напряжение, нараставшее с каждым днем. Члены экипажа слишком много курили, кусали губы и сквернословили. Впереди нас ждали великие дела.
В моем теле микробы присутствовали в незначительном количестве, но они были опасны, ибо передвигались свободно и беспрепятственно, не вызывая подозрений. Звали их Антон Ларион и Ли Беллок. Я называю их микробами просто потому, что, как и в случае микроскопических организмов в большом теле, их функции заключались в том, чтобы отравить и уничтожить меня. А лучший способ привести меня в негодность – это частичное уничтожение моей алой крови, то есть капитана Агнца или его боевых расчетов. Ларион и Беллок вознамерились их тихо и изощренно отравить.
Самосохранение – вечный и всеобъемлющий инстинкт. Оно свойственно
Я летела сквозь космос к Марсу. Я не могла говорить. Я могла лишь ощущать голосовые вибрации в своем нутре. Голоса Хиллари и Конрада, спорящих о своей женщине по имени Алиса в Йорк-Порте, голос капитана, дающего нагоняй экипажу, когда мы достигли пояса астероидов. И посреди этого потекла тайная ядовитая струя – Ларион и Беллок, – их голоса отскакивали от моего корпуса:
– Беллок, ты знаешь план. Я не хочу, чтобы ты спекся в критический момент.
– Какого черта. Я знаю свое дело. Не волнуйся.
– Ладно. Объясняю. Что касается убийства капитана Агнца, это исключено. Нас двое против всего экипажа – двадцати четырех человек. Я хочу дожить до получения денег, обещанных за эту… работу.
– Тогда остаются… двигатели…
– Я – за, если и ты за. Это боевой корабль. Ради скорости с него сняты запчасти и лишний груз. Часовые мины способны сотворить чудеса с главными двигателями. И когда это случится, у нас хватит времени свалить отсюда подальше в космос?
– Когда?
– Как сменится вахта. Начнется неизбежная в таких случаях неразбериха. Половина экипажа слишком устала, чтобы волноваться, а другая половина только заступила, вялая спросонья.
– Годится. Гм. Но мне в некотором роде очень жаль.
– Чего?
– Добротная новенькая ракета, ни разу не испытанная. Революционная конструкция. Никогда раньше мне не нравилось работать на двигателях, пока я не получил пульт управления на этом драндулете. Не ракета, а конфетка. А двигатели слаще цветочного нектара. И все это полетит в тартарары, еще не успев себя толком проявить.
– Тебе же за это платят. Чего тебе еще надо?
– Да уж. Мне заплатят. Конечно.
– Тогда заткнись и пошли.
Обыденное кровообращение экипажа по моим артериям привело Лариона и Беллока вниз, на их посты в топливном и двигательном отсеках. Яд попал в мое сердце, дожидаясь своего часа.
Не передать словами, что происходит внутри моего металла. Не найдется таких сравнений и метафор для крутых, заточенных, озлобленных вибраций, пронизывающих безъязыкую дюрасталь. Другая кровь внутри меня была еще здорова, непорочна, не испорчена и неутомима.
– Капитан. – Отдание чести.
– Беллок. – Агнц козырнул в ответ. – Ларион.
– Капитан.
– Спускаетесь в отсек? – спросил капитан.
– Да, сэр.
– Я спущусь к вам… – Агнц посмотрел на наручные часы. – Скажем, через тридцать минут. Проверим с вами вспомогательные двигатели, Беллок.
– Есть, сэр.
– Тогда по местам.
Беллок и Ларион стали спускаться.
Агнц стремительно направился в вычислительный отсек переговорить с молодым Айресом, застенчивым, безусым юношей с ниспадающими на глаза волосами, который, казалось, только что выпустился из Семантической школы. В присутствии капитана его розовощекое лицо зарделось. Они словно приходились друг другу дедом и внуком.