Механика света
Шрифт:
– Можно не скрываться больше! Понимаешь, да? И мы сегодня же едем к ювелиру. Ты обещала.
– Рассказывай! – теперь уже я внезапно опрокинула Барятина, повторив я его трюк. – Все и максимально подробно!
– Прямо сейчас? – трагично приподнял он брови, при этом едва сдерживая улыбку. – Здесь?
И тут же коварно пощекотал – на этот раз за бочок.
– Ф-фух! – через минуту воинственно сдула я с носа прядь волос, снова сумев одолеть Эльдара и припечатать головой к подушке. Поддался, конечно, но все равно… – Рассказывай, ваша светлость. Очень-очень подробно.
Тот показательно вздохнул, но рассказал – и в самом деле подробно. Настолько, что у меня возникло четкое ощущение: я тоже присутствую при этом разговоре в виде некой невидимой сущности.
На этот раз местом встречи с Дробышевым стала не лавочка возле пруда с утками, а официальный кабинет начальника охранного отделения, куда Барятина честь по чести проводил ординарец в строгом соответствии с листком аудиенций. Вписали же Эльдара туда благодаря личному распоряжению самого Ивана Антоновича и после звонка по номеру, известному далеко не всем.
– Князь, - хозяин кабинета приподнялся из-за массивного стола, когда перед Барятиным сначала открыли темную филенчатую створку, а потом тихо закрыли – уже за его спиной. – Чем обязан?
И чувствовалась в этом жесте не столько вежливость, сколько явная заинтересованность, которую даже не думали скрывать. Вообще этот сухой, скоре даже тощий господин с абсолютно седыми волосами и внимательными до цепкости серыми глазами, отлично умел прятать любые свои эмоции, но сегодня делать это не счел необходимым. Эльдар оценил.
Он быстро осмотрелся вокруг, отметив для себя, что менее представительной за прошедший год обстановка кабинета не стала. Да и вообще, тут мало что изменилось, красноречиво намекая – Дробышев оказался одним из тех немногих, кто умудрился сохранить свою должность несмотря на случившиеся события. После чего коротко поклонился:
– Я бы хотел, Иван Антонович, надеяться на продолжение нашего с вами прошлого разговора.
– Ну, это-то я понял из ваших телефонных намеков, - радушно кивнули Барятину на кресло для посетителей. – И не скрою, заинтригован.
– Чем же именно? – счел нелишним продемонстрировать тот легкое удивление, с комфортом устраиваясь в рыжем кожаном честере и вытягивая длинные ноги.
– Тем, что вообще вижу вас сейчас здесь, - Дробышев пристально глянул Эльдару в лицо, давая понять, что собирается быть предельно откровенен, - В прошлый раз вы очень старались донести до меня – сложившаяся ситуация и ее исправление занимают вас крайне мало. Что-то изменилось?
– Да, - отвести взгляд тот и не подумал, принимая эту игру.
– Изменилось. После того как я навестил в Ольховене виллу герра Скутвальссона. И лично убедился в его причастности и к этой ситуации, и к ее… складыванию.
Ответил Дробышев далеко не сразу. Сначала зачем-то повертел в пальцах потемневший серебряный нож для бумаг, передвинул тяжелое пресс-папье с малахитовой ручкой, выровнял идеально подточенные карандаши в такой же, узорчатого зеленого камня, подставке и лишь затем поинтересовался:
– Помнится, от моей помощи в организации того визита, вы отказались?
– Разве? – изобразил Барятин непонимание. – Было от чего отказываться?
– Было. И вы это знаете. А я даже знаю, по какой именно причине отказались. И после какой именно моей фразы. Госпожа Зарвицкая, так ведь? Очень красивая женщина, понимаю. Пересекался с ней пару раз и даже имел счастье быть представленным.
Глава тридцать шестая 2
Теперь паузу взял Эльдар, решив, что самое время изучить обстановку кабинета внимательно и неторопливо: массивные шкафы темного дерева, содержимое которых было не разглядеть за матовым стеклом створок; такой же массивный и явно дорогой стол с дешевеньким зеленым сукном поверху; рыжая кожа английского стеганного дивана; чуть более светлое пятно на синих с золотом обоях позади кресла Дробышева – там, где когда-то висел портрет императора, а теперь виднелся лишь голый крючок – менять венценосный лик здесь ни на что другое не стали. Очень демонстративно, да. И очень показательно.
Эльдар, наконец, вернулся взглядом к хозяину кабинета:
– Елизавета Андреевна не имеет отношения ни к этой истории, ни к покушению, ни к шведам.
И получил в ответ очередной пронзительный, очень понимающий взгляд.
– Но, надеюсь, вы в курсе, что она имеет самое прямое отношение к другому – к сильной механике? Сама имеет, а не только ее отец и брат. И, надеюсь, эти сведения не пошатнут вашу уверенность в ее непричастности? Особенно к покушению?
– Нет! – ответ прозвучал крайне жестко. – Не пошатнут. Я знаю, что она сильный механик, но есть очень важный нюанс: конкретно этот сильный механик силен только ночью. Днем у нее нет искры, и она практически ничего не может.
– Уверены? – отчетливо напрягся собеседник.
– Более чем.
– Черт бы побрал эти их семейные секретики! – Дробышев, похоже, едва удержался, чтобы не хлопнуть по столу ладонью – тонкой и сухой словно птичья лапка.
– Знай я об этом раньше… Сколько времени бездарно потеряно! И эти… Ее отец с братом. Они чего молчали? Вместо того чтобы снять с нее обвинение? Идиотизм какой-то…
– Конечно, идиотизм. – А вот Эльдар от сарказма удержаться не смог.
– Ведь им в тех подвалах первым делом все подробно рассказали и объяснили, и лишь потом начали выколачивать признания, требуя, по сути, просто подставить дочь и сестру!
– Н-да… - теперь старательно изучал свой кабинет уже сам хозяин.
– Как же это мы умудрились такого наворотить? А, князь?
– Мы не умудрились, - на этот раз с ответом Барятин не задержался. – Прошедшее время тут не слишком уместно. Мы умудряемся. И наворачиваем до сих пор, вытанцовывая под шведскую дудку – тем на радость.
– В этом, смотрю, вы уверены тоже? – Дробышев явно успокоился. Потому, похоже, что здорово разозлился. Не на собеседника, а вообще.
– Да. И для этого у меня есть нешуточные основания, - Эльдар открыл принесенный с собой портфель, выложив на стол одну за другой несколько бумаг и папок: