Механизм сталинской власти: становление и функционирование. 1917-1941

Павлова Ирина Владимировна

О том, насколько парадоксальными являются данные советской статистики по этому вопросу, свидетельствуют расчеты Н.С. Симонова, который пришел к выводу, что показатель прямых военных расходов в национальном доходе СССР в предвоенном 1940 г. составлял всего 17,2 %. Этот показатель он скорректировал с учетом бюджетных расходов на финансирование военно-промышленных наркоматов, Осоавиахима, Управления государственных резервов, Управления Гражданского Воздушного Флота и других военизированных организаций страны и получил «коэффициент милитаризации» 24,6 %. Для сравнения он привел данные об удельном весе военных расходов гитлеровской Германии в национальном доходе страны в 1938 г. – 23,5 %, заметив, что этот процент по отношению к большей, чем в СССР, величине национального богатства [1322] 58.

1322

58 Симонов Н.С. Военно-промышленный комплекс СССР в 1920–1950-е годы: темпы экономического роста, структура, организация производства и управление. М., 1996. С. 133.

Однако такой «коэффициент милитаризации» вызывает очень большие сомнения, если

помнить о том, что в ходе индустриализации строились главным образом военные заводы и огромные суммы шли на закупку вооружения в других странах. Стремление скрыть реальные расходы на развитие военной промышленности было одной из первоочередных задач Сталина. В литературе уже давно отмечено, что «низкие расходы на оборону» в СССР – это «чисто статистический феномен». Известно, что часть расходов гражданских министерств шла на военные цели: например, на строительство военных сооружений, казарм и т.д. Эти расходы не включались в бюджет Министерства обороны, расходы на военные училища, наоборот, включались в бюджет Министерства высшего образования и т.д. Но все эти факты носят второстепенный характер. Основное объяснение заключается в искусственно создаваемой дешевизне вооружений, за счет больших субсидий, получаемых тяжелой и добывающей отраслями промышленности. Источником таких субсидий являлся прежде всего налог с оборота на предметы потребления. Без учета этого фактора некоторые цифры в истории наших пятилеток выглядят совершенно фантастически [1323] 59.

1323

59 Фонотов А.Г. Россия: от мобилизационного общества к инновационному. М., 1993. С. 112. Автор приводит расчеты профессора Корнельского университета М. Гарднер-Кларка из книги Т. Клиффа «Сталинская Россия. Марксистский анализ» (М., 1955): уже в 1932 г. производство военного снаряжения поглощало 21,8 % от общего количества чугуна и стали, в 1938 г. – 29,2 %, что составляло 94,3 % всего чугуна и стали, идущих на развитие машиностроения, т.е. строились только военные заводы.

В последнее время в литературе все чаще фигурируют цифры, которые более реально отражают положение дел в 1939–1941 гг. [1324] 60:

. На 1 января 1939 г. На 22 июня 1941 г Рост в % к 1939

Личный состав (тыс. человек) 1943 5572 297

Дивизии (расчетные) 136 312,5 230

Орудия и минометы (тыс. шт.) 55,8 117,6 211

1324

60 Мельтюхов М.И. «Крики об обороне – это вуаль» // Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал. Т. I. От вооруженного восстания в Петрограде до второй сверхдержавы мира. М., 1997. С. 310. В книге «Упущенный шанс Сталина» на с. 446 Мельтюховым приведены несколько иные данные о состоянии вооруженных сил СССР в 1939 -1941 г.

На На В %

1.01.39 22.06.41 к 1939 г.

Личный состав (тыс. чел.) 2 485 5 774 232,4

Дивизии расчетные 131,5 316,5 240,7

Орудия и минометы (тыс.) 55,8 117,6 210,7

Танки (тыс.) 21,1 25,7 121,8

Боевые самолеты (тыс.) 7,7 18,7 242,8

Танки (тыс. шт.) 18,4 23,3 127

Боевые самолеты (тыс. шт.) 17,5 24,5 140

Некоторые российские историки уверенно рассуждают за Сталина, что он «меньше всего хотел нанести "упреждающий удар", поскольку после финской кампании имел ясное представление о низкой боевой мощи Красной Армии» [1325] 61. Однако данные свидетельствуют об обратном. О неудачах в советско-финляндской войне Сталин, конечно, знал, но число погибших красноармейцев не имело для него особого значения. Главным для него являлось как раз вооружение Красной Армии. В этом смысле Сталин оценивал ее действия вполне нормально, о чем свидетельствует его выступление на совещании высшего командного состава РККА 14 апреля 1940 г.: «...наши войска хорошо поработали, разбили финнов и прижали финнов». В результате «наша армия стала крепкими обеими ногами на рельсы новой, настоящей советской современной армии» [1326] 62. Для формирования такой оптимистической оценки немалое значение имел опыт Халхин-Гола, когда, по словам Г.К. Жукова, «японцы, видимо, не ожидали со стороны Красной Армии применения такой могучей техники» (500 советских самолетов против 300 японских и большое количество бронетанковых частей) [1327] 63. Именно уверенностью в боевой мощи Красной Армии объясняется реакция Сталина на предисловие А.С. Ерусалимского к сочинениям Бисмарка, подготовленное в 1940 г. Историк позволил себе написать об исторической боязни немцев воевать на два фронта. В ответ на это Сталин заявил: «А зачем вы их (немцев) пугаете? Пусть попробуют» [1328] 64. Буквально эту же фразу «пусть попробуют» он произнес в ответ на сообщение югославского посла о намерении Германии совершить агрессию против СССР на банкете по случаю подписания Договора о дружбе и ненападении между Советским Союзом и Югославией в ночь с 5 на 6 апреля 1941 г. [1329] 65.

1325

61 Попов В. 1941: тайна поражения... С. 180.

1326

62 1941 год. Кн. 2. С. 602.

1327

63 Русский архив: Великая Отечественная. Т. 12. М., 1993. С. 132.

1328

64 Аутсайдер – человек вопроса (О М.Я. Гефтере) // Век XX и мир. 1996. № 1. С. 116.

1329

65 Невежин В.А. Синдром наступательной войны... С. 177.

Не

случайно и то, что в девятом (майском) номере журнала «Большевик» за 1941 год было опубликовано письмо Сталина членам Политбюро, в котором содержалась оценка известной статьи Ф. Энгельса «Внешняя политика русского царизма». Это письмо было написано 19 июля 1934 г., но тогда Сталин отложил его публикацию. Одним из основных недостатков статьи Ф. Энгельса он считал его критику внешней политики царской России: «Характеризуя завоевательную политику русского царизма, – писал Сталин, – и воздавая должное мерзостям этой политики, Энгельс объясняет ее не столько потребностью военно-феодально-купеческой верхушки России в выходах к морям, морских портах, в расширении внешней торговли и овладении стратегическими пунктами, сколько тем, что во главе внешней политики России стояла якобы всемогущая и очень талантливая шайка иностранных авантюристов, которой везло почему-то всегда и во всем, которой удивительным образом удавалось преодолевать все и всякие препятствия на пути к своей авантюристической цели, которая удивительно ловко надувала всех европейских правителей и добилась, наконец, того, что сделала Россию самым могучим в военном отношении государством.

Такая трактовка вопроса в устах Энгельса может показаться более чем невероятной, но она, к сожалению, факт» [1330] 66.

В конце мая 1941 г. началась скрытая передислокация советских войск к западной границе, что свидетельствует о начале реализации замысла, заложенного в «Соображениях по плану стратегического развертывания сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками» по состоянию на 15 мая 1941 г. Сохранился ряд директив наркома обороны СССР С.К. Тимошенко и начальника Генштаба Красной Армии Г.К. Жукова, игнорировать которые невозможно. Первый пакет директив не позднее 20 мая 1941 г. был направлен командующим войсками Западного особого военного округа, Киевского особого военного округа и Одесского военного округа, а также не позднее 30 мая 1941 г. командующему войсками Прибалтийского особого военного округа.

1330

66 Большевик. 1941. № 9. С. 2; РГАСПИ, ф. 77, оп. 1, д. 906, л. 45. После окончания войны в советской историографии утвердилась тенденция оправдания войн царской России и идеализация ее внешней политики. Особенно она проявилась в конце 40-х – начале 50-х гг. в обстановке «холодной войны» и борьбы с так называемым космополитизмом. В 1950 г. историк А.Л. Нарочницкий выступил с докладом, который был потом опубликован в виде брошюры «Значение письма И.В. Сталина «О статье Ф. Энгельса "Внешняя политика русского царизма"» – См. подробнее: Чапкевич Е.И. Советская историография 20–50-х годов внешней политики России // Россия в XX веке. Судьбы исторической науки. М., 1996. С. 427-432.

Командующие этими округами совместно с начальниками штабов и начальниками оперативных отделов штабов должны были разработать детальный план обороны вверенного им участка государственной границы и детальный план противовоздушной обороны «с целью прикрытия отмобилизования» («для прикрытия мобилизации»). Все действия предполагалось осуществлять по карте 1:1000000, указанной в «Соображениях...» [1331] 67.

Второй пакет директив наркома обороны и начальника Генштаба РККА поступил командующим этими округами 12–13 июня 1941 г. В них подробно сообщалось о прибытии войск. «Открытые разговоры по телефону и по телеграфу, связанные с прибытием, выгрузкой и расположением войск, даже без наименования частей» категорически запрещались. Никто, кроме Командующего войсками округа, члена Военного Совета и начальника штаба округа, не должен был знать о готовящейся операции [1332] 68.

1331

67 1941 год. Кн. 2. С. 227-244, 282-288.

1332

68 Там же. С. 351-352, 355-356, 358-361.

Чтобы правильно оценить эти действия, необходимо принимать во внимание сталинскую дезинформацию, которая в механизме его властвования играла важнейшую камуфлирующую роль. В ходе подготовки к войне дезинформации придавалось особенно большое значение. Напомню откровения Г.К. Жукова по поводу дезинформации японских войск во время подготовки наступления на Халхин-Голе в его докладе «Характер современной наступательной операции» на совещании высшего руководящего состава РККА 23–31 декабря 1940 г.: «Вопрос внезапности, вопрос маскировки был, есть и будет главнейшим элементом в победе как в операции, так и в бою. Исходя из этих соображений, командование принимало все меры и продумало достаточно основательно маскировку этой операции.

Я не буду подробно останавливаться на всех деталях этих мероприятий. Они сводились к тому, чтобы создать у противника впечатление, что мы не готовимся наступать, а готовимся обороняться. Для этого были приняты все меры, включая дезинформацию и применение широковещательной станции, имитирующей по ночам окопные и всякие инженерные работы. Были выпущены различные специальные листовки с целью обеспечения проведения оборонительных мероприятий и т.д.

По радио передавались различные сводки, характеризующие настроение командования по подготовке оборонительной операции. И японцы, как потом выяснилось, действительно до часа удара не предполагали и не знали о готовящемся нападении.

Была принята особая осторожность при донесении в Москву в Генеральный штаб плана операции, а срок удара был донесен, по существу, накануне самой операции» [1333] 69

В заключение Г.К. Жуков вновь подчеркнул: «Придавая исключительное значение внезапности, все способы маскировки и обмана противника должны быть широко внедрены в Красную Армию. Маскировка и обман должны проходить красной нитью в обучении и воспитании войск, командиров и штабов» [1334] 70.

1333

69 Русский архив: Великая Отечественная. Т. 12. С. 131.

1334

70 Там же. С. 151.