Механизм сталинской власти: становление и функционирование. 1917-1941
Шрифт:
Однако в том же году на фоне набирающей силу волны апологетической литературы о Сталине стало заметно отступление от достигнутого в освещении кануна войны. Символом этого отступления стала иллюстрация к публикации Ю.А. Горькова и Ю.Н. Семина «Конец глобальной лжи. (Оперативные планы западных приграничных военных округов 1941 года свидетельствуют: СССР не готовился к нападению на Германию)» [1237] 74. Это плакат времен войны под названием «Красной Армии метла нечисть выметет дотла!» Среди этой «нечисти» и книга В. Суворова «Ледокол».
1237
74 Военно-исторический журнал. 1996. № 2. С. 3.
Знаками отступления являются фактически отрицательная рецензия А.Ф. Васильева на книгу «Другая война: 1939–1945», опубликованная в 1997 г. в журнале «Вопросы истории» (№ 7), и новые публикации Г. Городецкого. В ответ на перепечатку речи Сталина 19 августа 1939 г. немецким еженедельником «Die Welt» (12 июля 1996 г.) Городецкий в который раз назвал эту речь фальсификацией. В полном противоречии с известными сегодня историческими фактами он продолжает настаивать на том, что в дни, предшествовавшие подписанию советско-германского
1238
75 Городецкий Г. Во льдах истории // Еврейская газета. 1996. № 17-18 (сентябрь).
В таком же ключе выдержаны книга В.Я. Сиполса «Тайны дипломатические. Канун Великой Отечественной. 1939–1941» (М., 1997) и рецензия на нее А.С. Орлова, в которой весьма показательна высокая оценка того, что «книгу пронизывает полемика с коньюнктурными трактовками истории 1939–1941 гг., которые на волне безудержной критики истории СССР конца 80-х – начала 90-х годов возобладали в постсоветской историографии». Показательна и логика возражений как Сиполса, так и поддерживающего его рецензента. Оказывается, идея секретных протоколов и раздела «сфер влияния» впервые появилась не в советско-германском договоре о ненападении, а в ходе тайных англо-германских переговоров и в английских предложениях СССР о гарантиях стран Прибалтики [1239] 76.
1239
76 Новая и новейшая история. 1998. № 2. С. 182.
В этом же году вышла книга В.А. Невежина «Синдром наступательной войны. Советская пропаганда в преддверии "священных боев", 1939–1941 гг.», которая является систематизированным результатом его предыдущих исследований. На основе большого фактического материала Невежин пришел к выводу о том, что «Сталин не отделял национальных интересов страны от конечной стратегической цели – уничтожения "капиталистического окружения". На исходе 30-х годов большевистское руководство уже не рассматривало саму по себе "мировую революцию" в качестве главного инструмента для достижения этой цели. Миссию сокрушения враждебного "буржуазного мира" должна была взять на себя, по замыслу Сталина, Красная Армия» [1240] 77.
1240
77 Невежин В.А. Синдром наступательной войны... С. 67.
Особый интерес представляет специальная глава книги «Сталинские выступления 5 мая 1941 г.» Это не только речь Сталина перед выпускниками военных академий, но и его реплики и тосты на банкете, устроенном по этому случаю. Подлинный аутентичный текст речи Сталина неизвестен. В распоряжении исследователей имеется лишь запись, причем не только речи, но и сталинских высказываний, сделанная сотрудником Наркомата обороны К. Семеновым и выявленная в РГАСПИ. В настоящее время наиболее полная публикация подготовлена А.А. Печенкиным [1241] 78. Так что обвинение, выдвинутое в 1994 г. историками А.Н. и Л.А. Мерцаловыми против немецкого историка И. Хоффманна в том, что он оперировал «предполагаемыми намерениями Сталина, его речью 5 мая 1941 г., содержание которой науке, к сожалению, неизвестно», лишено всяких оснований [1242] 79. Сам же Невежин, завершая главу о сталинских выступлениях 5 мая 1941 г., делает вывод о том, что «для ближайшего же сталинского окружения все сказанное тогда "вождем" на торжественном собрании и на приеме (банкете) являлось не "мистификацией" и не "дезинформацией", а прямым руководством к действию» [1243] 80.
1241
78 Исторический архив. 1995. № 2. С. 23–31.
1242
79 Невежин В.А. Синдром наступательной войны. С. 154.
1243
80 Там же. С. 185.
Однако значение исследования Невежина снижают непоследовательность и противоречивость выводов автора. Не стоило бы уделять этому обстоятельству особого внимания, если бы это не было доказательством обозначившегося отступления в историографии. Складывается впечатление, что Невежин боится того, что его поставят в один ряд с В. Суворовым, к которому он относится с очевидным предубеждением, непонятным потому, что на многие выводы и самого Невежина, и других современных исследователей предвоенного периода натолкнул именно «Ледокол». Не отметив положительных сторон этой книги, Невежин сразу же переходит к ее критике в худших историографических традициях: «...российскими историками было замечено, что В. Суворов (В.Б. Резун) слабо использует документальную базу, злоупотребляет домыслами, тенденциозно цитирует мемуарную литературу, которая сама по себе требует тщательного источниковедческого анализа, искажает факты, произвольно трактует события. Западные ученые также предъявили большие претензии к автору книги "Ледокол". Так, Б. Бонвеч отнес ее ко вполне определенному жанру литературы, в которой просматривается стремление снять с Германии вину за нападение на СССР» [1244] 81. Досталось в этом контексте и тем западным исследователям, которые солидаризировались в своих выводах с В. Суворовым – Г. Гилессену, В. Мазеру, Э. Топичу, И. Хоффманну.
1244
81 Там же. С. 12. Характерно, что в автореферате докторской диссертации В.А. Невежина «Советская пропаганда и идеологическая подготовка к войне (вторая половина 30-х – начало 40-х гг.)». М., 1999 В. Суворов не упоминается вообще. Та же тенденция прослеживается в подавляющем большинстве современных публикаций. См., например: Бобылев П.Н. Точку
С уже знакомым предубеждением Невежин относится также к книге «Другая война: 1939–1945». По его мнению, Ю.Н. Афанасьев необоснованно попытался поставить выступление Сталина 5 мая 1941 г. «в один ряд со сталинскими речами, якобы произнесенными на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 19 августа 1939 г. и на главном военном совете 14 мая 1941 г. Источник, на основании которого была сделана публикация речи Сталина на Политбюро 19 августа 1939 г., добавляет далее Невежин, – «требует критического анализа». Сделав это дополнение, он посчитал необязательным упомянуть, во-первых, о том, что внимание к выступлению Сталина 19 августа 1939 г. привлек В. Суворов, во-вторых, что запись текста этой речи была обнаружена в Особом архиве (ныне Центр хранения историко-документальных коллекций) Т.С. Бушуевой и опубликована ею в журнале «Новый мир» в 1994 г. (№ 12), в-третьих, что анализ этой речи уже сделан В.Л. Дорошенко и опубликован в материалах научного семинара, посвященного пятидесятилетию разгрома фашистской Германии, состоявшегося в Новосибирске 16 апреля 1995 г., а затем переопубликован в книге «Другая война: 1939–1945». На все это нет никаких указаний не только в основном тексте книги, но и в прилагаемом «Списке использованных источников и литературы».
Что же касается употребленного Невежиным словесного оборота «якобы произнесенными», то же самое можно сказать и в отношении выступления Сталина 5 мая 1941 г. Подлинного текста речи в том и в другом случае не обнаружено. К тому же вся конструкция Невежина распадается, если взять за основу другую запись сталинской речи 5 мая 1941 г., о которой рассказал присутствовавший в Кремле в тот момент Н.Г. Лященко. Спустя десятилетия он смог ознакомиться с записью текста речи Сталина, присланной из Института военной истории. В полученной записи, подчеркивает Невежин, о войне не было ни слова. Как очевидец, Н.Г. Лященко сделал вывод, что «над ней кто-то изрядно поработал» [1245] 82. Все это было вполне в духе Сталина. Не случайно он запретил включение записи своей речи 5 мая 1941 г., сделанной К. Семеновым, в предполагавшийся к изданию 14-й том его сочинений.
1245
82 Невежин В.А. Синдром наступательной войны... С. 176. Основываясь именно на этой записи речи Сталина, О. В. Вишлев выстроил свои возражения В.А. Невежину и М.И. Мельтюхову в специальной статье «Речь И.В. Сталина 5 мая 1941 г. Российские документы» // Новая и новейшая история. 1998. № 4.
Такая позиция Невежина не могла не обусловить противоречивость и нечеткость выводов его книги. В главе, посвященной сталинским выступлениям 5 мая 1941 г., он присоединяется к выводу о том, что «сталинские призывы о необходимости перестройки советской пропаганды, прозвучавшие на банкете в Кремле по случаю выпуска военных академий РККА, еще не означали, что СССР готовился летом 1941 г. напасть на Германию» (выделено мною. – И.П.) [1246] 83.
Книгу завершает послесловие профессора Рурского университета (Германия) Б. Бонвеча, в котором он «разъясняет» читателю позицию Невежина. Оказывается, акцент на «наступление» не делает вынужденным «нападение». Автор книги, по словам Бонвеча, «подчас склонен к некоторой драматизации, но в целом его положительно характеризует то, что он на основе явных изменений в советской военной пропаганде после выступлений Сталина 5 мая 1941 г. не делает вывода, будто Советский Союз определенно намеревался напасть на Германию...» [1247] 84. Бонвеч, несмотря на исследование Невежина и других авторов, по-прежнему убежден в том, что «Сталин скрупулезно и не только исходя из соображений обороны, учитывал государственные интересы, принимая в расчет и возможность войны с Германией. К какому времени он относил начало войны, установить невозможно, но многие данные указывают на 1942 год» [1248] 85.
1246
83 Невежин В.А. Синдром наступательной войны... С. 156.
1247
84 Там же. С. 261.
1248
85 Бонвеч Б. Наступательная стратегия – наступление – нападение. Историк из Германии о дискуссии вокруг событий 1941 года // Отечественная история. 1998. № 3. С. 23.
Об определенной «сдаче позиций» свидетельствует также раздел, написанный М.И. Мельтюховым в книге «Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал. Т. 1. От вооруженного восстания в Петрограде до второй сверхдержавы мира» (М.: РГГУ, 1997). Раздел имеет красноречивое название – «Крики об обороне – это вуаль», которое представляет собой фразу Сталина, сказанную им 1 октября 1938 г. на совещании пропагандистов Москвы и Ленинграда, тогда же записанную секретарем ЦК А.А. Ждановым в своем блокноте. Характерно, что Жданов выделил эту фразу как ключевую, раскрывающую подлинные представления Сталина о внешнеполитической миссии советского государства [1249] 86. Но, с другой стороны, анализируя статьи авторов, которые собраны в книге «Другая война: 1939–1945» и фактически представляют собой дискуссию на тему «Готовил ли Сталин наступательную войну?», Мельтюхов неправомерно свел ее к следующему заключению: «авторы оспаривают не столько вероятность (или необходимость) упреждающего наступления СССР, сколько возможность его осуществления именно в 1941 г. (выделено мною. – И.П.). Во всяком случае сопоставление упомянутых статей, опубликованных в одной книге и отражающих, на первый взгляд, противоположные точки зрения, полезно. Это помогает лучше понять причины и характер катастрофы, которая произошла в 1941 г. и которая в конечном счете была органически связана с природой сталинского режима» [1250] 87.
1249
86 Советское, общество: возникновение, развитие, исторический финал. Т. 1: От вооруженного восстания в Петрограде до второй сверхдержавы мира. М., 1997. С. 291.
1250
87 Там же. С. 319.