Механизм жизни
Шрифт:
У входа в собор обнаружилась странная роспись. Против ожидания, храм охраняли не святые, а философы и поэты со свитками в руках. Эминент узнал Орфея, Аристотеля, Плутарха, слепца Гомера…
– Владыко говорит, это в назидание, – счел нужным разъяснить Феодосий. – Вся мудрость языческая – ничто перед Словом Господним! Вот пусть и мокнут на паперти. А внутрь – зась!
Греки исправно мокли, не жалуясь на судьбу, и являли собой образец истинно христианского смирения.
– Нас тут не запрут? – с тревогой спросил барон. – У меня дела в городе…
– Да что вы! Пока вечерня, пока ужин… А задержитесь,
– Вы нас успокоили, преподобный отец.
Барон перекрестился и, сопровождаемый Ури, принялся взбираться по крутым ступеням, чувствуя себя уланской лошадью. Однако брат Феодосий не пожелал их покинуть. «Вернешься, сразу к работе приставят, – явственно читалось на лице монашка. – А так при деле, никто не прицепится…»
Двери отворились без скрипа – петли смазывали исправно. Эминент снял цилиндр, пристроил на согнутой руке. «Шляпу! – зашипел инок на промедлившего Ури. – Шляпу-то сними!..» Расхрабрившись, он хотел добавить: «Сын мой!» – но тут великан запоздало стащил с головы шляпу, и брат Феодосий онемел. «Сссы-ы-ы…» – только и выдавил он, истово крестясь, после чего бегом вылетел из храма.
Уж лучше граблями махать…
Высокие своды были расписаны фресками. Дюжина свечей и две лампады горели перед величественным пятиярусным иконостасом. Остальное пространство тонуло во тьме. Алтарная часть делилась на три округлые абсиды. В центральной помещался алтарь; левая пустовала.
Фон Книгге глянул направо – и увидел гроб.
2
…итак, мы скажем, что Иисус вовсе не собирался основывать новую религию, а лишь хотел восстановить естественную религию и разум в их древних правах. Для пояснения можно будет привести множество текстов из Библии. Таким образом, все споры между сектами прекратятся, как только найдется разумное объяснение Христова учения, будь оно правильно или нет. Тогда эта публика увидит, что только мы – истинные и настоящие христиане, а после этого мы сможем сказать еще больше против попов и князей. В дальнейших, более высоких таинствах мы должны будем раскрыть благочестивый обман и разоблачить ложь всех религий и их связь между собой…
Он вздрогнул, как от толчка, и открыл глаза. Давний разговор с Вейсгауптом встал перед ним столь зримо, что барон даже засомневался: что это было? Яркое воспоминание о днях расцвета иллюминатов? Сон наяву? Зов прошлого?
Эминент мысленно отчитал себя. Это никуда не годится. Особенно – перед сложной процедурой, отягченной местом действия. С тех пор, как он утверждал необходимость постепенного разоблачения христианства, минуло полвека. Однако взгляды барона не претерпели изменений. Религия – обман, фикция. Милостыня для «нищих духом», как говорят сами церковники.
То, что намеревался совершить фон Книгге в Преображенском соборе, тянуло на вечную анафему. Однако Эминента это не смущало. А вдруг он нащупал «камешек», который сдвинет с места упрямую лавину изменений в Грядущем? Finis sanctificat media, [57] как говорят иезуиты.
Ури
В храме царила темень египетская. Лишь негасимые лампады горели парой огненных глаз, отбирая у мрака лики Спасителя и Богородицы. Остальные свечи погасил причетник два часа назад. Поздних гостей, чинно сидевших на скамье в углу, он не заметил, хотя трижды, шаркая, проходил мимо них.
57
Цель оправдывает средства (лат.).
Простейшее действие – отведение глаз – в храме потребовало от барона куда б'oльших усилий, нежели обычно. Он не сомневался: с усопшим доведется попотеть. Особенно если покойник – князь Гагарин.
Эминент еще ни разу не поднимал Посвященного. Это вам не моряки-утопленники… Тело Ивана Алексеевича лучше не беспокоить, обратившись напрямую к духу – с соблюдением приличий и извинениями, как равный к равному.
То, что оба равных умерли, кто раньше, кто позже, – несущественно.
Чиркнув спичкой – к запахам воска и ладана добавилась едкая вонь фосфора, – фон Книгге запалил одну из купленных в лавке свечей. Зажечь ее от лампадки было бы опрометчиво – обряд мог пойти насмарку. Свечу он вручил Ури, и оба проследовали к правой абсиде, где на возвышении покоился закрытый гроб. Эминент не сомневался, кто лежит внутри. Крышку для этого поднимать не требовалось.
Как и для вызова духа усопшего.
Вскоре пять горящих свечей окружили гроб. Связывать их линиями пентаграммы барон счел излишним. Пентакль он создал мысленно, зафиксировав на «изнанке». Вонючие снадобья и амулеты – для восторженных неофитов. Это им пусть поют макбетовские ведьмы:
– Пясть лягушки, глаз червяги,Шерсть ушана, зуб дворняги,Жало гада, клюв совенка,Хвост и лапки ящеренка —Для могущественных чарНам дадут густой навар…Он зажмурился, нащупывая средоточие. Посмертные эманации ощущались с трудом, на грани восприятия. Какие-то жалкие обрывки… Влияние собора? Или князь перед смертью принял меры предосторожности?
Вспомнилось прозрение, явившееся на приеме у Гагариных. Священник с кадилом, «малый вавилон», преграждающий путь к гробу… Нет, это случится позже, при отпевании. И хорошо, что позже, – он всегда пасовал перед «малым вавилоном». Должно быть, кто-то из московских масонов расстарается…
– Будь рядом, Ури.
– Мы рядом, – прогудело над ухом. – Мы просим не беспокоиться…
Со стороны могло показаться, что ничего не происходит. Эминент замер в трансе: глаза закрыты, руки разведены и обращены ладонями к гробу. В соборе царила тишина. Не слышно было даже дыхания двух людей. Мертвец звал дух мертвеца.
Тщетно!
Обитель духа пустовала. От эфирного тела остались клочья. Глубоко вздохнув, барон открыл глаза. В первый миг пламя свечей показалось ему нестерпимо ярким. При возвращении из тонкого мира так бывает.