Меландия
Шрифт:
– Классно. Ань, у меня завтра съемка. Нужна твоя помощь.
– Завтра…завтра… – Аня сажает кота на колени, и тот заглядывает в экран. – Юлечка, я на работе весь день завтра. Там ролик клиенту показывать будут, а я не видела никогда, как это…
– Ань, очень надо.
– Вот завтра совсем никак, честно, – Аня виновато сопит. – Я бы тебе с радостью…
– Ань, снимаем Мелани Алдерман, – и она замирает, глядя на кота, что довольно щурится.
– Юлечка, ты шутишь сейчас?
– Нет. Я сегодня с ней познакомилась.
– Так… – осторожно
– Да не шучу! – и она ошарашенно моргает. – Ань, это секрет.
– Секрет. Ладно.
– Короче. Согласна или нет?
– Я… – она робко улыбается. – Конечно, блин.
– Хорошо. Завтра в десять приходи в «Ритц» на Тверской. И оденься нормально. Платье есть у тебя?
– Ага. «Ритц»… – она хмурится. – Это отель такой, дорогой? – киваю, и Аня взволнованно вдыхает. – Юлечка, а она взаправду такая же чудная, как на видео?
– Увидишь.
– Интересно как… – улыбается Аня.
– Все, готовься.
– Как прошло? – сев рядом, Саша ставит на столик две чашки с кофе.
– За кофе спасибо, Александр. А как прошло, не расскажу.
– Юль, нельзя так с журналистом, – вздыхает Саша. – Интересно же.
– Вот для таких случаев соглашения о неразглашении и нужны, Саш. Чтобы неповадно было со знакомыми журналистами языками чесать.
– Ага, – он обреченно кивает. – А ты про ту историю с ее уголовкой смотрела что-нибудь?
– Нет почти.
– Давай глянем? – и открывает лэптоп.
На черном фоне появляется белая надпись «До».
– Музыка важна, но когда своими руками строишь школу для детей, у которых никогда ее не было, – Марк задумчиво смотрит на свои ладони, – это совсем другое чувство.
– Лучше, чем стоять на сцене? – улыбается брюнетка, что сидит в белом кресле напротив. Во всю широкую стену полутемной студии раскинулась панорама ночного города.
– В миллион раз, – кивает Марк. – Это… – и моргает, поджав губы. – Это самое настоящее счастье. Я, наверное, расстрою наших фанов, но я хочу отменить тур, что запланирован на эту весну, – он чешет аккуратную щетину, глядя на гитару, что блестит на стойке рядом. – Сейчас я чувствую, что есть более важные вещи, чем концерты. Но, – он поднимает палец, – писать новые песни мы не перестанем. Просто увидимся с фанами немного позже.
– Вот так, дорогие фаны, – разводит руками брюнетка, – попробуйте сказать, что это не уважительная причина. – Она улыбается Марку: – Что сегодня сыграешь?
– Новую песню, – Марк берет в руки гитару. – Написал ее позавчера. Она… – он загадочно щурится зелеными глазами. – Да, о любви, конечно.
– Ну еще бы, – усмехается брюнетка. – Если очаровал главную красотку страны, написать для нее песню просто необходимо, – Марк удивленно моргает, и брюнетка смеется. – Да все уже знают, хватит секретничать. Расскажи лучше, наедине Мелани такая же отвязная или поскромнее?
– Она очень необычная, – Марк проводит пальцами по струнам. – Если честно, кажется, я впервые по-настоящему влюбился.
– Ого! – удивляется брюнетка, экран темнеет, и на нем появляется надпись «После». За стеклом кабины автомобиля вытянулась большая стоянка. Позади широкого стеклянного здания в чистое небо взлетают самолеты, а напротив мигает аварийкой белый фургон с открытой боковой дверью.
– …и подарил мне кепку эту. Офигенно… Вон, смотри! – справа лысый мужчина в черной рубашке везет инвалидное кресло, в котором ссутулился заросший полный мужик в мешковатом свитере.
– Блин, это реально он? – лысый останавливает кресло у двери фургона, и из нее на асфальт опускается белый пандус. Кресло разворачивается, и Марк поднимает голову. У него нет левого глаза. На его месте глубокая впадина, в которую, покосившись, проваливается нос. Волос на левой части головы тоже нет, она глубоко вмята внутрь. Посмотрев в камеру зеленым глазом, Марк отворачивается. – Пиздец… – лысый придерживает его за плечи, и кресло поднимается в фургон. – Ему хоть лучше?
– А давай его и спросим, – дверь открывается, и камера движется к фургону. – Мистер Реджи! – кресло исчезает внутри фургона. – Марк! Как вы себя чувствуете?
– Отойдите, пожалуйста, – отвечает лысый, выставив ладони перед собой.
– Да мы беспокоимся просто. Он пропал совсем.
– Прошу вас, отойдите, – повторяет лысый и закрывает дверь фургона.
Звонит Аня.
– Юлечка, скажи, а в туфлях нужно? Я в них просто… не очень.
– Ань, главное, не в шлепках.
– Ну ладно, – сопит Аня. – Пока.
Откидываюсь на подлокотник и кладу ноги на колени Саше.
– Аня – это которая оператор у вас? – он гладит мою лодыжку. – Блондинка такая веселая.
– Ага. Стажерка она.
– Про нее Лёха спрашивал, – ухмыляется Саша. – Типа есть ли кто у нее.
– Саш, Лёхе твоему пятый десяток пошел. На молодежь потянуло?
– Ну блин, понравилась она ему, – смущается Саша. – Спроси ее.
– Пусть сам и спросит. Включи вон то лучше, где дьявол или жертва.
– Ага. – Саша включает другое видео.
– Вот так. Видите? – блондин в джинсах и белой футболке широко расставил колени. Между его ног на светлом полу лежит пластиковый манекен без рук. Подняв тяжелую прозрачную вазу над головой, блондин опускает ее на лицо манекена: – И это нужно повторить множество раз.
– А множество – это сколько? – спрашивает кудрявая женщина в синем костюме.
– Учитывая повреждения, которые получил Марк, – блондин задумчиво смотрит на лицо манекена, – думаю, не меньше тридцати.
– Ага, – кивает женщина. – И человек, который бил таким образом, был бы весь в крови, как Мелани?
– Ну чистым он точно не остался бы. На коже Мелани было большое количество крови, волос, а также частиц кости Марка. Судмедэксперты говорят, что их положение и количество соответствует воссозданной…