Мелкий бес
Шрифт:
— Зачем тут грязное зеркало, Павлушка? — спросил Передонов и ткнул палкою по направлению к пруду.
Володин осклабился и ответил:
— Это не зеркало, Ардаша, это — пруд. А так как ветерка теперь нет, то в нем деревья и отражаются, вот оно и показывает, будто зеркало.
Передонов поднял глаза. За прудом забор отделял сад от улицы. Передонов спросил:
— А кот на заборе зачем?
Володин посмотрел туда же и сказал, хихикая:
— Был, да весь вышел.
Кота и не было, — померещился он Передонову, —
Передонов опять стал думать о шарах. Кому они нужны? Недотыкомка, что ли, их пожрала? То-то ее сегодня и не видно, — думал Передонов. — Нажралась, да и завалилась куда-нибудь, спит теперь, поди.
Передонов уныло побрел домой.
Запад потухал. Тучка бродила по небу, блуждала, подкрадывалась — мягкая обувь у туч, — подсматривала. На ее темных краях загадочно улыбался темный отблеск. Над речкою, что текла меж садом и городом, тени домов да кустов колебались, шептались, искали кого-то.
А на земле, в этом темном и вечно враждебном городе, все люди встречались злые, насмешливые. Все смешивалось в общем недоброжелательстве к Передонову, собаки хохотали над ним, люди облаивали его.
Городские дамы начали отдавать Варваре визиты. Некоторые с радостным любопытством поспешили уже на второй, на третий день посмотреть, какова-то Варвара дома. Другие промедлили неделю и больше. А иные и вовсе не пришли, — не была, например, Вершина.
Передоновы ожидали каждый день ответных визитов с трепетным нетерпением; пересчитывали, кто еще не был. Особенно нетерпеливо ждали директора с женою. Ждали и волновались непомерно, — а вдруг Хрипачи не приедут.
Прошла неделя. Хрипачей еще не было. Варвара начала злиться и ругаться. Передонова же повергло это ожидание в нарочито угнетенное состояние. Глаза у Передонова стали совсем бессмысленными; словно они потухали, и казалось иногда, что это — глаза мертвого человека. Нелепые страхи мучили его. Без всякой видимой причины он начинал вдруг бояться тех или других предметов. С чего-то пришла ему в голову и томила несколько дней мысль, что его зарежут; он боялся всего острого и припрятал ножи да вилки.
«Может быть, — думал он, — они наговорены да нашептаны. Как раз и сам на нож нарежешься».
— Зачем ножи? — сказал он Варваре. — Едят же китайцы палочками.
Целую неделю из-за этого не жарили мяса, довольствовались щами да кашею.
Варвара, мстя Передонову за испытанные до свадьбы страхи, иногда поддакивала ему и утверждала его этим в убеждении, что его причуды недаром. Она говаривала ему, что у него много врагов, да и как-де ему не завидовать? Не раз говорила она, дразня Передонова, что уж наверное на него донесли, обнесли его перед начальством, да и перед княгинею. И радовалась, что он, видимо, трусил.
Передонову казалось ясным, что княгиня им недовольна. Разве она не могла прислать ему на свадьбу образа или калача? Он думал: надо заслужить ее милость, да чем? Ложью, что ли? Оклеветать кого-нибудь, насплетничать, донести. Все дамы любят сплетни, — так вот бы на Варвару сплести что-нибудь веселое да нескромное и написать княгине. Она посмеется, а ему даст место.
Но не сумел Передонов написать такое письмо, да и страшно ему стало, — писать к самой княгине. А потом он и забыл об этой затее.
Своих обычных гостей Передонов угощал водкою да самым дешевым портвейном. А для директора купил мадеры в три рубля. Это вино Передонов считал чрезвычайно дорогим, хранил его в спальне, а гостям только показывал и говорил:
— Для директора.
Сидели раз у Передонова Рутилов да Володин. Передонов показал им мадеру.
— Что снаружи смотреть, — невкусно! — сказал Рутилов, хихикая. — Ты нас угости дорогой-то мадеркой.
— Ишь ты, чего захотел! — сердито отвечал Передонов. — А что же я директору подам?
— Директор водки рюмку выпьет, — сказал Рутилов.
— Директору нельзя водку пить, директору мадера полагается, — рассудительно говорил Передонов.
— А если он водку любит? — настаивал Рутилов.
— Ну, вот еще, генерал водку любить не станет, — уверенно сказал Передонов.
— А ты нас все-таки угости, — приставал Рутилов.
Но Передонов поспешно унес бутылку, и слышно было, как звенел замок у шкапика, в котором он спрятал вино. Вернувшись к гостям, он, чтобы переменить разговор, стал говорить о княгине. Он угрюмо сказал:
— Княгиня! на базаре гнилыми яблоками торговала, да князя и обольстила.
Рутилов захохотал и крикнул:
— Да разве князья по базарам ходят?
— Да уж она сумела приманить, — сказал Передонов.
— Сочиняешь ты, Ардальон Борисыч, небылицу в лицах, — спорил Рутилов, — княгиня — знатная дама.
Передонов смотрел на него злобно и думал: «Заступается, — с княгинею, видно, заодно. Княгиня его, видно, околдовала, даром что далеко живет».
А недотыкомка юлила вокруг, беззвучно смеялась и вся сотрясалась от смеха. Она напоминала Передонову о разных страшных обстоятельствах. Он боязливо озирался и шептал:
— В каждом городе есть тайный жандармский унтер-офицер. Он в штатском, иногда служит, или торгует, или там еще что делает, а ночью, когда все спят, наденет голубой мундир, да и шасть к жандармскому офицеру.
— А зачем же мундир? — деловито осведомился Володин.
— К начальству нельзя без мундира, высекут, — объяснил Передонов.
Володин захихикал. Передонов наклонился к нему поближе и зашептал:
— Иногда он даже оборотнем живет. Ты думаешь, это просто кот, ан врешь! это жандарм бегает. От кота никто не таится, а он все и подслушивает.