Мелькнул чулок
Шрифт:
Дэймон поморщился. Ему так мало было известно о ней! Почти ничего о прошлом, о любимом отце, о матери, о которой она никогда не говорила. Откуда Рис знал, что руководило ее поступками? Одно только он знал наверняка. Беременность доказывала, что она была в ужасном состоянии в ту ночь. Из-за Эрика.
Эрика, который мудро воздерживался показываться на глаза после единственной попытки навестить Энни, но чье фото с тех пор не сходило с журнальных и газетных страниц вместе с историями, повествующими о его скорби, о трагедии, постигшей его великую любовь…
Во
И Рис облегченно вздохнул от радости, что неотразимое обаяние Шейна не усложнило атмосферы на съемочной площадке. Дурацкие измышления прессы совершенно не соответствовали истинному положению вещей.
Но когда съемки кончились, Дэймон поблагодарил актеров, распрощался с ними и совершенно забыл об Энни и Шейне. Должно быть, после этого все и началось.
В это время Дэймон почти не встречался с ними. Он думал только о себе и о фильме и не потрудился побеспокоиться об Энни.
А нужно было.
Эрик Шейн был его другом и прекрасным коллегой; несомненно, он один из лучших актеров своего поколения… но такой же безумец, как и многие из знакомых Дэймона.
Рис, по сравнению с Шейном, был образцом здравой рассудочности. Только Эрик блестяще скрывал свою психическую неполноценность – гений, как в жизни, так и на сцене, и в этом крылся секрет его репутации неотразимого соблазнителя.
И Энни пала жертвой его обаяния. Почему нет? У нас свободная страна, каждый волен в своем выборе.
Но, по-видимому, все было не так просто.
Дэймон считал: он знает Энни достаточно хорошо, чтобы понять, какая светлая головка у нее на плечах, каким здравым рассудком обладает девушка. Сексуальная распущенность Эрика отнюдь не была секретом – об этом знали все. И после десяти недель совместной работы над любовными сценами она интуитивно должна была почувствовать скрытые за маской профессионализма ужасные изъяны души, которые и позволили Шейну так естественно сыграть роль Терри.
Как же она могла быть настолько слепа, чтобы стать его любовницей?!
Ну что ж, у женщин всегда миллион причуд. Они никогда не могли мыслить здраво, если дело касалось мужчин. Такой опытный повеса, как Шейн, мог любую окрутить в два счета. Но опять же, причина не только в этом. Почему Энни проявила такую слабость? Была ли это жалость к трещинам в его броне? Тронуло ли ее исполнение роли Терри? Проявился материнский инстинкт?
Возможно. Но так или иначе все это скрывало от самой Энни нечто гораздо менее невинное и более опасное – бессознательное стремление к тому, чтобы ей причинили боль.
Иначе почему она выбрала наименее реального из мужчин, наименее надежного любовника, наименее верного человека? И позволила ему стать отцом своего ребенка.
Дэймон встал, подошел к постели и долго смотрел на искалеченную, истощенную, обмотанную бинтами девушку. Дыхание еле слышное, тело неподвижно.
Похмелье дурманило голову, глаза невыносимо жгло. Смертельно хотелось выпить. Придется подождать до вечера, когда будет дежурить Йан, тогда можно отправиться в город и надраться до бесчувствия.
Как в Куэрнаваке.
Рис потряс головой, чтобы хоть на секунду забыть об угрызениях совести. Что-то в худенькой фигурке на постели не давало покоя, требовало быть настороже, попробовать понять ее. Конечно, Энни казалась беспомощной жертвой Шейна. Но на деле была так же не права, как Эрик. Просто не могли увидеть этого в себе. В основе их поведения лежал один, самый важный критический фактор – оба были актерами. На экране, конечно. Но и в реальной жизни. Эрик, со своей стороны, был обманщиком до мозга костей. Лишь некоторым его любовницам удавалось увидеть изломы и вывихи этой извращенной натуры, которые так ловко скрывал Эрик от всего мира. Но по-настоящему он жил только ради удовлетворения собственной пустоты, восторга, падения в нереальность, убившую в нем человека.
Когда-нибудь и его тело постигнет то же разрушение, что постигло его душу. Кинематограф понесет огромную утрату, но не человечество.
Энни была гораздо более сложной и здоровой натурой. Она не сознавала собственных недостатков и в самом деле верила, что она такая, какой видела себя – разумная рассудительная девушки, преданная своей профессии, привыкшая к спокойной, размеренной жизни и довольная своей судьбой. И это заблуждение… а может, некоторая узость мышления, стали основой ее характера. Разве не все счастливые люди – актеры в некотором смысле слова? Люди, отказавшиеся видеть несчастье, отрицающие хаос, противостоящие отчаянию?
Но из темных глубин души Энни возникла Лайна. О, эта девушка была сложнейшей загадкой! Не успев убить Терри на экране, она немедленно преобразилась и пала жертвой Эрика в реальной жизни. Роли переменились.
Но ночью, на этой темной улице, одна, направляясь со слишком большой скоростью к этому самому дому, не позаботившись пристегнуть ремень безопасности, уже была Энни, именно Энни, не кто иной, как Энни! В этот момент в ней проявилось нечто гораздо более опасное, чем во всех Эриках Шейнах на свете.
Дэймон знал: даже через много лет девушка не позволит себе признаться и заговорить об этом вслух по той простой причине, что она сама не сознавала разъедающей душу червоточины.
Но она была. Безымянная, невидимая… она существовала, пряталась за улыбкой, переливалась в серебряных глазах, питая ее мужество, но именно этот порок Энни отказывалась признать в себе. Возможно, это была готовность вести заранее проигранный поединок?
Или тайное желание терпеть поражение во всех грандиозных битвах, которые вела девушка, той самой игре, где ставками были жизнь и смерть? Дэймон не успел выразить это словами. Но и не чувствовать не мог – не только потому, что это было составной частью механизма, заставлявшего функционировать Энни. Но именно из этой странной трещины в душе появился таинственный росток – младенец. Младенец, которого больше не существовало.