Мелькнул чулок
Шрифт:
Энни вытряхнула пилюли на ладонь.
Для суматошного, занятого своими делами мира, случившееся с Энни и само ее бытие остались давно прошедшим воспоминанием.
«Полночный час» больше не был объектом публичной травли. С успехом прошедший по экранам кинотеатров всей страны, он считался феноменом среди серьезных фильмов, принесшим рекордные прибыли, киноклассикой, триумфом «Интернешнл Пикчерз».
Впечатление, произведенное Энни в роли Лайны на восторженную публику, было теперь историей. Что же касается Энни, она была забыта изменчивым миром рекламы и шоу-бизнеса. Ее знаменитого лица больше не существовало, карьера подошла к концу. Не имело смысла
Именно этого она желала. Энни наслаждалась своей анонимностью, радовалась, что почти никто не звонил Дэймону с просьбой передать что-нибудь и совсем не объявлялся Барри Стейн.
Конечно, открытки с пожеланиями выздоровления все еще приходили, и Энни даже посылала ответы, но поток их все уменьшался.
Последнее время она чувствовала себя не столько инвалидом, сколько отошедшим от дел пенсионером. Жизнь с ее радостями, печалями и потрясениями осталась позади. Энни существовала словно во сне: ковыляла по комнатам, болтала с Кончитой, помогала ей стряпать, заставляла себя есть вкусные блюда, которые они готовили вместе, улыбаясь, несмотря на непрекращающуюся боль, здоровалась с Джуди Хагерман, прилежно делала гимнастику и даже старалась отвечать на вопросы и вести разговор, сидела в комнате или на веранде, глядя на холмы, всматривалась в ущелье недалеко от дома, где начались ее беды. И ждала, когда настанет время принять следующую пилюлю.
Мозг ее работал словно в вакууме, еще обладая способностью к ясному мышлению, но не в силах остановиться ни на единой связной мысли, не говоря уже о том, чтобы выработать план действий, который помог бы ей выбраться из депрессии. Подобно курильщику опиума, Энни пребывала в состоянии полусна, погружалась в странный мир забытья, не в силах пошевелиться.
Идеи, мнения, истины проплывали мимо, не интересуя Энни, прежде, чем быть окончательно изгнанными наркотиками. Оглядываясь в прошлое, Энни понимала, почему так любила актерскую профессию. Способность создавать персонаж из ничего, наблюдать, как оживают голос и жесты одного человека в теле другого, быть этим другим человеком – какие невероятные возможности открывают сцена и экран! Энни всегда будет с благодарностью вспоминать об этом времени.
Она с робкой надеждой позволяла себе думать, что, если когда-нибудь выздоровеет, найдет какую-нибудь вспомогательную работу в шоу-бизнесе – не всем же быть актерами. Энни вспоминала Джерри Фалковски, его страстную поглощенность всем, что имело отношение к звуку и его воспроизведению. Возможно, она сама сможет стать звукооператором или монтажером.
Эти люди вкладывают в дело столько же, сколько режиссер и актер, получают такое же удовлетворение от законченной работы. Что если Энни как бывшая актриса, хорошо знающая технику кино, сама станет режиссером, если не в кино, то в каком-нибудь небольшом театре? Энни достаточно видела, как работают Дэймон и Марк Сэлинджер с актерами, Чтоб понять – необходим опыт, остальное приложится. Что ни говори, а ведь она целый год наблюдала работу лучшего из лучших режиссеров – Роя Дирена.
Но эти планы, не успев возникнуть, тонули в неопределенности и пустоте. Все они предназначались для другой Энни Хэвиленд: здоровой, энергичной – той, которой не существует больше. Зачем позволять им мучить себя, когда все равно ничего нельзя поделать?
Поэтому Энни вновь погружалась в созерцательную меланхолию.
Спасаясь от скуки, она читала все больше и больше, и не только о театре и кино, но и все, что попадалось под руку – романы, о которых слышала, но не могла найти времени прочитать, биографии, исторические трактаты, книги по ботанике, ядерной энергии, политике, музыке и китайском искусстве. Чтение стало наиболее эффективным средством отвлечения от постоянной терзающей боли.
Иногда Энни, к своему бесконечному разочарованию, понимала, что не может вспомнить ни одного слова из прочитанных книг – так затуманен был ее мозг действием наркотиков. Но книги, по крайней мере, помогали убить время – врага, которого было необходимо уничтожить.
Энни перебирала в памяти все события прошлой жизни – от одинокого детства в Ричлэнде до роли Лайны и ненавистного прозвища «секс-ангел», выдуманного падкими до сенсации журналистами – и видела: ничто не меняется. Самым яростным противником Энни оставалось отчуждение от окружающих, убежденность, что она принадлежит другому миру. И общество помогало ей жить иллюзиями.
Красота Энни, так ловко использованная против нее в Ричлэнде как нечто позорное, талант и труд, вложенные в роль Лайны, послужили поводом лить на нее грязь и в прессе…
Голливуд – машина, управляемая Хармоном Кертом. Энни улыбнулась при мысли о том, какую радость доставила ему новость о случившемся с ней. Он, без сомнения, предполагал, что под влиянием скандальных слухов и упорного нежелания студии дать ей работу Энни пыталась покончить с собой. И, возможно, был прав…
Никогда теперь не осуществит Энни план столь желанной мести. Но ей было все равно: ведь мужчины вроде Керта– худшие враги самим себе. Они существовали в созданном собственными руками аду эгоизма, самолюбования, оторванные от человеческой жизни. Не стоит наказывать их за грехи. Самое благоразумное для нормального человека – держаться подальше от Керта и ему подобных и стараться сохранить в себе способность любить и сострадать.
Как неправа она была, стремясь построить карьеру на планах мести Керту! Нужно было думать о спасении собственной души. В этом крылась ее главная ошибка. Все же эта бешеная неустанная гонка – вперед и вперед, – привела Энни к Дэймону, а Лайну к жизни. Одной роли подобной глубины было достаточно, чтобы принести известность любой актрисе. А для начинающей актрисы, отнюдь не считающей себя гением, было большой честью работать рядом с Дэймоном Рисом, ощущать, как отблеск славы знаменитого драматурга падает и на нее.
Нет, не стоит жалеть о своем прошлом. Жизнь полна радостей, только они по большей части не видимы тем, кто живет слишком суматошно, не желая ничего замечать вокруг себя. Всегда можно выбрать лучшее из жестокого многообразия мира. В конце концов, не надо пытаться вернуть прошлое. Во второй раз все может быть гораздо хуже.
А пока Энни все дни проводила наедине со своими мыслями, позволяя им уносить себя в бесконечную безнадежность, когда хотела, потому что понимала: никто другой не узнает их. Энни уходила в свой, только свой, мир воспоминаний, кошмаров, а иногда и смирения.
Она думала обо всем и обо всех – кроме ребенка, которого потеряла. По мере того, как шло время, в мыслях Энни появилась новая ясность, они приняли иное, более определенное, направление, словно она и вправду стала сильнее и готова перейти к действию, не будь только этой неотступной боли, завладевшей ее телом, и наркотического тумана, спеленавшего мозг.
Но именно от этого Энни не могла избавиться – туман отгораживал ее от неведомого, в лицо которому она не могла заставить себя взглянуть.