Мельница на Флоссе
Шрифт:
— Не горюйте, мисс, — принялся успокаивать ее Люк, — никуда они, эти вислоухие, не годятся; корми их, не корми — они бы все равно сдохли. Из того, что противу естества, вовек толку не будет, бог всемогущий этого не любит. Он кроликов сотворил ушами назад, — так зачем супротив идти и уши им делать, чтоб висели, как у собаки? Тут мастер Том промашку дал; ужо в другой раз не оплошает. Не плачьте, мисс. Пойдемте-ка лучше ко мне, старуху мою навестите. Я сейчас домой.
Это приглашение направило мысли Мэгги в более приятное русло, и пока она рысцой бежала за Люком к его, окруженному яблонями и грушами, уютному домику в дальнем конце талливеровских земель, которому прилепившийся сбоку свинарник придавал весьма достойный
9
Чарлз Грандисон — герой романа английского писателя Сэмюела Ричардсона (1689–1761).
Однако гибель кроликов лежала смутной тяжестью у нее на душе и вызывала в ней еще больше сочувствия к этому слабохарактерному молодому человеку, — особенно когда она глядела на ту картинку, где он стоял в расстегнутых у колен панталонах и сдвинутом набок парике, бессильно прислонившись к дереву, а свиньи — по всей видимости, чужеземного происхождения, — казалось, нарочно, чтобы досадить ему, с удовольствием пожирали какую-то ботву.
— Я так рада, что отец простил его… А ты, Люк? — опросила она. — Он так жалел обо всем, что натворил, он никогда больше не станет поступать дурно.
— Э. мисс, — возразил Люк, — что там отец для него ни делай, проку с него, боюсь, не будет.
Его слова огорчили Мэгги, и она очень сокрушалась, что ничего не знает о дальнейшей судьбе этого молодого человека.
Глава V ТОМ ПРИЕЗЖАЕТ ДОМОЙ
Не у одной Мэгги тревожно замирало сердце, когда время подошло к полудню и вот-вот могло раздаться тарахтение двуколки: единственным сильным чувством, владевшим миссис Талливер, была ее любовь к сыну. Наконец послышался дробный перестук колес, и, несмотря на гнавший тучи ветер от которого вряд ли можно было ожидать особого почтения к локонам и лентам чепца миссис Талливер, она вышла на крыльцо и даже, забыв свои утренние горести, положила руку на непокорную голову Мэгги.
— Вот он, ненаглядный мой сыночек! Боже милостивый! Где у него воротничок? Не иначе как потерял в дороге, разрознил дюжину.
Миссис Талливер раскрыла объятия, Мэгги от нетерпения прыгала то на одной, то на другой ноге; наконец Том сошел с двуколки и сказал с мужским презрением ко всяким нежностям:
— А, Йеп, и ты здесь?
Тем не менее он вполне охотно позволил себя расцеловать, хотя Мэгги так повисла у него на шее, что чуть не задушила. Все это время серо-голубые глаза его были устремлены то на двор, то на овец, то на реку, куда он твердо решил завтра же утром отправиться удить рыбу. Это был один из тех пареньков, которых сколько угодно в Англии и которые в двенадцать — тринадцать лет похожи друг на друга, как гусята: светло-русые волосы, щеки — кровь с молоком, пухлые губы, нос неопределенных очертаний, еле заметные брови — физиономия, на которой, кажется, невозможно различить ничего, кроме общих черт, присущих отрочеству, — прямая противоположность рожице бедной Мэгги, которую Природа слепила и раскрасила, словно преследуя какую-то совершенно определенную цель. Но этой самой природе присуще
— Мэгги, — доверительно начал Том, отведя ее в угол, как только их мать удалилась, чтобы осмотреть содержимое его сундучка, а он отогрелся в теплой гостиной после долгой езды на холоду, — знаешь, что у меня в кармане? — И он закивал с самым таинственным видом, чтобы еще сильнее разжечь ее любопытство.
— Что? — спросила Мэгги. — Ой, Том, как они туго набиты! Мраморные шарики или орехи? — Мэгги несколько упала духом, потому что Том всегда говорил, что играть с ней в эти игры «нет никакого интереса» — так плохо она играет.
— Шарики! Нет, я променял свои шарики, отдал их мелюзге; и на что мне орехи, глупышка?.. Если б еще зеленые… Ну-ка, посмотри! — Он стал медленно вытаскивать что-то из правого кармана.
— Что это? — прошептала Мэгги. — Ничего не вижу, только желтое.
— Это… новая… Угадай, Мэгги!
— Ах, Том, не умею я угадывать! — в нетерпении воскликнула Мэгги.
— Не злись, а то возьму и не скажу, — проговорил Том, вновь засовывая руку в карман и всем своим видом показывая, что так оно и будет.
— Да нет, Том, — умоляюще произнесла Мэгги, беря его за локоть, крепко прижатый к боку. — Я не злюсь: просто я терпеть не могу отгадывать. Ну, пожалуйста, пожалуйста, не сердись!
Рука Тома расслабла, и он сказал:
— Ну ладно уж; это новая леса для удочки… двух новых удочек — одна для тебя, Мэгги, твоя собственная. Я не входил в долю на конфеты и имбирные пряники нарочно, чтобы скопить денег; и Гибсон со Спаунсером чуть не подрались со мной из-за этого. А вот крючки, гляди! Слушай, Мэгги, давай пойдем завтра утром на Круглый пруд. И ты сама будешь удить и насаживать черняков и все будешь сама делать. Вот весело будет, а?!
В ответ Мэгги вскинула руки Тому на плечи, крепко обняла его и без единого слова прижалась щекой к его щеке, а Том медленно размотал леску и, помолчав немного, сказал:
— Ну, разве не хороший я брат? — купил тебе леску. Ты ведь знаешь, я мог бы этого не делать, если б не захотел.
— Очень, очень хороший. Я так люблю тебя, Том. Том положил лесу в карман и пересмотрел по очереди все крючки, прежде чем заговорил снова.
— И мальчишки дрались со мной, потому что я ни за что не уступал с конфетами.
— Ах зачем только вы деретесь в школе! Тебе было больно, Том?
— Мне больно? Нет, — сказал Том, снова пряча крючки; вынув складной нож, он медленно открыл большое лезвие и, задумчиво глядя на него, провел по нему пальцем. Затем добавил: — Я поставил Спаунсеру фонарь, это верно; ну и поделом, пусть не лезет; будто я сошел бы в долю оттого, что кто-то там меня поколотил.
— О Том, какой ты храбрый! Я думаю, ты — как Самсон. Если бы на меня сейчас набросился лев, ты бы стал с ним сражаться — а, Том?
— Ну, откуда тут взяться льву, дуреха? У нас львы только в зверинцах.
— Да, но если бы мы были в стране, где львы есть, ну в Африке, где очень жарко… там львы едят людей. У меня это на картинке нарисовано в одной книге, показать?
— Ну, я бы взял ружье и застрелил его.
— А если бы у тебя не было ружья?.. Мы могли бы выйти из дому просто так, ну как мы ходим удить рыбу, и вдруг на нас с ревом набрасывается лев, и нам некуда деться. Что тогда — а, Том?
Том помолчал и наконец отвернулся, презрительно кинув: