Мелодия Джейн
Шрифт:
Это была грязная работа, как физически, так и эмоционально.
Вернув лопату и секатор в соседский сарай, Джейн кое-как ополоснулась, потом в последний раз вышла на крыльцо своего дома и заперла дверь, а ключ спрятала под камнем на клумбе, как они с Эсмеральдой условились. Почти у самой машины она остановилась и оглянулась. Она уже испытывала ностальгические чувства, но пора было идти дальше. Джейн села в машину, завела мотор и задом выехала со двора, на прощание просигналив два раза. Она и сама не понимала ни кому, ни зачем. Дом в зеркале заднего вида
Джейн как раз успевала на паром, отходивший без пятнадцати девять. Было воскресенье, и машинная палуба не заполнилась даже наполовину.
Оставив машину там, Джейн поднялась в кафе и взяла себе кофе: две таблетки «Спленды», одинарные сливки. Как хорошо, что в жизни есть такие немудрящие радости. Выйдя со стаканчиком на палубу, она устроилась на корме и, прихлебывая кофе, стала смотреть, как тают в голубой дали очертания острова, сливаясь с далекими снежными шапками на вершинах гор Олимпик. Наконец Бейнбридж превратился в крохотный лесистый бугорок на горизонте, выглядывающий из воды, точно игрушечный островок в миниатюрном мирке, заключенном внутри снежного шара. Двадцать лет он был ей домом, а теперь почему-то в одночасье стал казаться чем-то ненастоящим.
Джейн съехала с шоссе в Олимпии и принялась кружить по смутно знакомым улицам, застроенным бензоколонками и автомагазинами, пока не вырулила к холму, съехав с которого, очутилась на тихой улочке, где прошло ее детство. Деревья теперь казались выше, а дома – меньше, но в остальном здесь ничто не изменилось. Джейн подумала, что, наверное, в ее глазах здесь никогда ничего не изменится. С тех пор как она была здесь в последний раз, прошло почти десять лет, и чувство подспудной тревоги, от которой все внутри связалось в узел, напомнило ей, что было тому причиной.
Вытащив с заднего сиденья розовый куст, Джейн поднесла его к двери и позвонила. Никто не открыл, и тогда она постучала. Джейн знала, что мать прячет ключ внутри фарфоровой лягушки, стоящей рядом с зеленой изгородью, но времена, когда она чувствовала себя вправе воспользоваться ключом, давным-давно миновали. Наконец-то она была здесь чужой.
Джейн уже собиралась уезжать, когда у обочины притормозил «кадиллак» и из него вышла ее мать в широкополой шляпе, которую всегда надевала в церковь. «Кадиллак» уехал, и мать двинулась по дорожке ей навстречу.
– Здравствуй, мама.
– Привет, Джейн. Не ожидала тебя увидеть.
От ее взгляда не укрылись коробки, которыми была нагружена машина Джейн, и она явно пыталась сообразить, что значит этот неожиданный визит дочери.
– У тебя все в порядке?
Джейн кивнула:
– Я уезжаю, мама.
– Вот как? Я только что приехала из церкви. Ты что, даже на чашку кофе не зайдешь?
– Я имела в виду, что уезжаю из города.
– В самом деле?
– Да. Я продала дом. И все остальное тоже.
– А как же твоя работа, Джейн?
– Уволилась. Все равно я толком не работала в последнее время.
– И куда же ты едешь?
– В Техас.
– Бегаешь за своим молоденьким хахалем?
– Мама, я приехала сюда не затем, чтобы с тобой ругаться. Я привезла тебе твой розовый куст. Он там, на крыльце.
Мать устремила взгляд на розовый куст под дверью:
– Он выглядит как мусорный мешок, битком набитый палками.
– Я обрезала его, чтобы дать ему шанс.
Джейн протянула руку открыть дверцу машины, но мать накрыла ее ладонь своей:
– Почему бы тебе все-таки не зайти на чашку кофе?
– Мне пора ехать.
– Всего одну чашку.
Джейн сделала глубокий вдох и медленно выдохнула:
– Ладно. Но только одну.
Пока мать рылась в сумочке в поисках ключей, Джейн подняла розовый куст:
– Пожалуй, я могла бы прямо сейчас его и посадить, если у тебя есть лопата и ты скажешь, куда сажать.
– С твоей стороны было очень мило его привезти, – заметила мать.
– Просто мне показалось неправильным оставлять его там. Все равно дом будут сносить и строить на его месте что-то новое.
– У меня как раз есть отличное местечко для посадки.
Пока варился кофе, они вынесли розовый куст на задний двор и выбрали место неподалеку от дома, где было много света. Мать принесла из гаража лопату, и Джейн принялась копать. Через несколько минут мать появилась вновь, уже переодетая, с мешком мульчи. Совместными усилиями они вытащили розовый куст из мешка и опустили его в яму. Джейн засыпала ее, а мать держала розу. Потом она раскрыла мешок с мульчей, и они принялись по очереди горстями подсыпать мульчу вокруг розового куста – мать и дочь, бок о бок возящиеся в земле, как когда-то очень давно. Джейн казалось, что она ощущает на себе взгляд Мелоди. Она должна была быть здесь третьей, она должна была забрасывать их вопросами о цветах и земле.
Закончив, они тщательно полили землю, ополоснули руки из шланга, и мать сходила в дом за кофе. Они сидели за стеклянным столиком в патио, прихлебывая из своих кружек, и любовались делом своих рук.
– Думаешь, она приживется? – спросила Джейн.
– Сложно сказать, – отозвалась мать. – Но вообще розы живучие. Весной видно будет. Знаешь, я рада, что Марта сегодня захотела пойти на раннюю службу. Обычно мы ходим к одиннадцати, так что мы бы с тобой разминулись.
– Я тоже рада, – сказала Джейн. И это были не просто вежливые слова.
– Ты получила цветы, которые я послала? – спросила мать.
– Да, получила. Спасибо.
– Прости, что не ответила на твой имейл. Я хотела, но ты же знаешь, я с этим дурацким компьютером на «вы». Очень тебе сочувствую. Ведь она была тебе прекрасной подругой.
Джейн лишь отхлебнула кофе и кивнула. Грейс была лучшей в мире подругой. Она запрокинула голову и посмотрела в небо. В вышине проплывали облака, заслоняя солнце, но оно ласково пригревало даже сквозь облачную дымку.
– Как дела у Джонатана? – поинтересовалась она.