Меловой крест
Шрифт:
— Вы мне понравились, — сказала она кокетливо и в то же время насмешливо и красивым пальчиком с длинным ярко-красным ногтем указала на мои полуневыразимые, — несмотря на эти ваши ужасные трусы. Мне хочется сделать для вас что-нибудь… необыкновенное. Например, на время выпустить душу художника Бахметьева из клетки…
— Выпустить душу — значит убить? Что я вам сделал? Мы ведь почти не знакомы. Я слышал, вы практикуетесь в перемещении по воздуху легких летательных аппаратов. Вроде дальних бомбардировщиков. И еще глушите людей громогласным ревом, подражая вою сирен… Сколько же у вас еще талантов?
— Жаль… А ведь вы никогда не были трусом. И потом, вам нечего опасаться. Это путешествие в потусторонний мир будет очень коротким. Обещаю вам. А перемещение предметов?.. Нет ничего проще.
Она опять посмотрела мне в глаза своим пронизывающим взглядом. Я понял, никакая она не провинциалка из города Шугуева, а… черт её знает, кто она такая!
Она подмигнула мне малахитовым глазом и крикнула:
— О-опп!
И тут же мои трусы сами собой, будто сдернутые чьей-то сильной и ловкой рукой, оказались спущенными до пяток. Ошеломленный, я торжественно переступил через трусы и предстал перед волшебницей в чем мать родила.
— Вы восхитительны! — воскликнула Ундина, радостно захлопав в ладоши и уставив на меня свои бесстыжие глаза.
— Но не могу же я отправляться в долгий путь в таком виде! — уже сдаваясь, промолвил я.
— Вот не думала, что вы такой застенчивый?
Глаза ее загорелись сумасшедшим огнем. Она проговорила:
— Отсутствие на вашем теле… одеяния в виде трусов никоим образом… не повлияет на то, что вас ждет. Ваше тело останется здесь… Путь не будет долгим, смею вас уверить… А что касается трусов, то без них вы просто неотразимы! И поставьте на стол эту дурацкую кружку!
То, что видит глаз и чувствует сердце, шире и неизмеримо сложнее человеческого языка.
Чувственная мысль ускользает от описания словом.
Язык сдерживает мысль. Он не поспевает за ней.
Язык тщится укротить мысль, сознавая свое бессилие.
Язык приземляет мысль.
Происхождение мысли божественно.
И хотя в одной умной книге и говорится, что в начале было слово, язык все же придумали люди.
Мысль совершеннее языка.
Человек привык облекать мысль в слово.
Этим он опрощает мысль, приспосабливая ее к своему несовершенному языку.
Опрощенную, приглаженную мысль легче положить на полку.
…Описать точно то, что я внутренним, чувственным зрением увидел, когда посетил с Ундиной иной мир, невозможно. И все же я попытаюсь. Хотя я и вооружен лишь таким беспомощным инструментом, как великий и могучий.
…Сначала исчезла комната, в которой я развлекал себя пивом. Исчезла
Дальше уместно употребить слово "воспарить".
Мы воспарили над комнатой, домом, городом, землей.
Я не чувствовал своего тела. Я не видел его. Но это был я.
Я летел вверх, я чувствовал это, я поднимался ввысь в чистом, теплом, сияющем свете золотисто-голубого эфира, клубясь и сливаясь с этим светом, становясь частью его. Ничего подобного я не испытывал никогда. Даже во сне.
Я понимал, что Ундина где-то рядом.
Покой, покой, покой был во мне. Казалось, он теперь будет со мной всегда. Я посмотрел вниз, на оставляемую далеко позади землю и увидел лишь золотой туман, скрывавший прошлое. И чувство томительной беспредельной радости охватило меня.
Я был абсолютно свободен. И абсолютно счастлив, потому что моя совесть не была отягощена грехами, которые остались на земле. Среди этих грехов было и убийство человека… И желание смерти другому, самому близкому мне, человеку…
Мое восприятие происходящего не было похоже на то, к чему я привык с рождения. Отсутствие тела, которое, казалось, и было Сергеем Андреевичем Бахметьевым и к виду которого привыкли окружающие и я сам, каждый день по нескольку раз видящий свое отражение в зеркале, никак не мешало мне.
Напротив, я чувствовал непривычную, ничем не сдерживаемую свободу. И это чувство безмерной свободы переплеталось в моей душе с безмятежным восторгом всепрощения.
Я удивлялся, как я мог до сих пор существовать без этих, таких простых и понятных, ощущений. Я, занятый каждодневной мелочной рутиной, всю жизнь проходил мимо главного, не считая это главным.
Я принимал за главное второстепенное. И бездарно, беспечно тратил невозвратные годы на это второстепенное, изо дня в день убивая в себе данный свыше счастливый дар жизни.
Мне припомнилось, что Юрка посетили подобные мысли, когда он неожиданно для себя избежал угрозы лишиться подствольной части своего детородного органа.
Оказывается, к некоторым разделам Истины можно подобраться разными путями…
…В голубом сияющем свете эфира мерцали мириады золотых пылинок. Омываемый золотым теплом, я поднимался все выше и выше.
Я вдруг обрел тело, но это было другое тело. Оно не было отягощено земными болезнями, оно было продолжением моей души… И оно было прозрачно. Сквозь него я видел золотые блики астральной пыли, клубящейся вокруг меня.
Наше воспарение продолжалось. Впереди был яркий, никогда на земле не встречавшийся мне свет, который не слепил меня, а успокаивал.
Мы оказались на берегу озера. Темно-синяя хрустальная вода омывала низкие песчаные берега, покрытые изумрудными полянами, на этих полянах, прямо на траве, сидели люди в белых просторных одеждах. На их лицах я прочитал выражение неземной радости, спокойного восторга и благодати.