Мэнсфилд-парк
Шрифт:
Однако же его сочли поклонником ее искусства танцевать; а сэр Томас, вполне довольный таким мнением, продолжал беседу о танцах вообще, увлекся описанием балов на Антигуа и рассказами племянника о разных танцах, какие ему довелось увидеть, и даже не услышал, как объявили, что его экипаж подан, и догадался об том лишь по суете, которую подняла миссис Норрис.
– Едем, Фанни; Фанни, да что ж это ты? Мы уезжаем. Ты разве не видишь, что твоя тетушка уезжает? Да поторапливайся же. Терпеть не могу заставлять доброго старого Уилкокса ждать. Всегда надобно помнить про кучера и лошадей. Любезнейший сэр Томас, мы условились, что экипаж вернется за вами, за Эдмундом и Уильямом.
Сэру Томасу нечего было на это возразить, ведь он сам так распорядился, посоветовавшись прежде с женою и ее сестрой; но миссис Норрис, видно, забыла про то и вообразила, что это она обо всем позаботилась.
Последнее,
Глава 8
Желание Уильяма видеть Фанни танцующей запомнилось его дядюшке. Надежда на такую возможность, поданная тогда сэром Томасом, была подана не для того, чтоб о ней более не думать. Он по-прежнему склонен был вознаградить столь привлекательное чувство, вознаградить и любого другого, кто желает видеть Фанни танцующей, и вообще доставить удовольствие молодежи; и, обдумав это, сэр Томас в покое и без всяких помех принял решение, которое стало известно утром за завтраком, когда, помянув и похвалив вчерашние слова племянника, он прибавил:
– Не хотелось бы мне, Уильям, чтоб ты уехал из Нортгемптоншира, не получив такого удовольствия. Мне приятно было бы увидеть, как вы оба танцуете. Ты говорил о балах в Нортгемптоне. Твои кузины иной раз бывали на них, но теперь нам это совсем не подойдет. Для твоей тетушки это будет слишком утомительно. Я полагаю, нам нечего и думать об нортгемптонском бале. Было бы желательней устроить танцы у нас дома, и если…
– Ах, любезнейший сэр Томас, – прервала его тетушка Норрис, – я так и знала, к чему вы клоните. Так и знала, что вы скажете. Если б дорогая наша Джулия была дома или дражайшая миссис Рашуот – в Созертоне, у вас был бы случай соблазниться такой мыслью – устроить в Мэнсфилде танцы для молодежи. Уж в этом я не сомневаюсь. Вот кто бы украсил бал, и, окажись они дома, был бы у нас на Рождестве бал. Поблагодари дядюшку, Уильям, поблагодари дядюшку.
– Моим дочерям хватает удовольствий в Брайтоне, – веско произнес сэр Томас. – И, надеюсь, они счастливы. А бал, который я намерен дать в Мэнсфилде, – будет для их кузины и кузена. Если б мы могли собраться все вместе, наша радость, без сомненья, была бы полней, но отсутствие одних не должно лишать удовольствия других.
Тетушке Норрис нечего было на это возразить. По лицу сэра Томаса она поняла, что он исполнен решимости, и пришлось ей умолкнуть, пока она не одолела удивление и досаду. В такое время устраивать бал! В отсутствие дочерей! и даже не посоветовавшись с нею! Скоро, однако, она нашла чем утешиться. Все заботы она возьмет на себя; леди Бертрам, конечно же, должна быть избавлена ото всех усилий и хлопот, и все выпадет на ее долю. На балу она будет исполнять обязанности хозяйки; эта мысль тотчас вернула ей хорошее настроение, так что она смогла присоединиться к остальным еще до того, как они высказали всю свою радость и благодарность.
В предвкушении обещанного бала Эдмунд, Уильям и Фанни, каждый на свой лад, так обрадовались, так радостно благодарили сэра Томаса, что большего он и желать не мог. Эдмунд радовался за Фанни и Уильяма. Никогда еще ни одна любезность отца, ни одно доброе дело не доставляли ему такого удовлетворения.
Леди Бертрам, безмятежно спокойная и всем довольная, не имела никаких возражений. Сэр Томас постарался никак ее не взволновать, и она заверила его, «что нисколько не боится никаких волнений, потому что откуда ж им взяться».
Тетушка Норрис уже рассудила, какие комнаты присоветовать сэру Томасу как более всего подходящие для этого события, но оказалось, у него все уже предусмотрено; и когда она порешила и намекнула ему, в какой день быть балу, то убедилась, что он уже и день назначил. Он все основательно продумал, и, как только она будет готова терпеливо его выслушать, он прочтет ей список семейств, которые намерен пригласить, и, неизбежно принимая в расчет, что предупреждены все будут так незадолго, все же надеется собрать довольно молодежи, чтоб составилось двенадцать – четырнадцать пар; и может также разъяснить, по каким соображениям он полагает именно двадцать второе число самым подходящим днем. Уильяму требуется быть в Портсмуте двадцать четвертого, таким образом, двадцать второе будет его последним днем в Мэнсфилд-парке; но, раз впереди так мало времени, назначать более ранний день было бы неразумно. Тетушке Норрис пришлось удовольствоваться тем, что она совершенно с этим согласна и сама тоже готова была предложить как раз двадцать второе.
Итак, бал непременно
Меж тем приготовления шли своим чередом, а леди Бертрам по-прежнему сидела на диване, нимало ими не потревоженная. К ней несколько чаще обыкновенного обращалась домоправительница, и ее горничная торопилась приготовить ей новое платье. Сэр Томас отдавал распоряжения, а миссис Норрис суетилась, но хозяйку дома все это ничуть не волновало, и, как она и предвидела, «волноваться тут было решительно не из чего».
Эдмунд в эту пору был особенно озабочен; его мысли всецело поглощены были двумя надвигающимися событиями, которые должны будут определить его судьбу – посвящением в сан и супружеством, – событиями столь серьезными, что бал, за которым вскоре последует одно из них, для него вовсе не был исполнен такого значения, как для всех прочих домочадцев. Двадцать третьего он отправится к приятелю, живущему неподалеку от Питерборо, который находится в том же положении, что и он, и на Рождественской неделе им предстоит посвящение в сан. Тем самым наполовину судьба его будет решена, но вот со второй половиной вряд ли все пройдет так гладко. Его обязанности будут определены, но жена, которой предстоит делить их с ним, воодушевлять и вознаграждать его, может еще оказаться недосягаемой. Сам он знал, чего хочет, но не всегда был совершенно уверен, что знает, чего хочет мисс Крофорд. Кое в чем у них недоставало согласия, в иные минуты он сомневался, подлинно ли они созданы друг для друга, и, хотя вполне доверял ее чувству настолько, чтоб решиться (почти решиться) в самое ближайшее время осуществить задуманное – едва будут улажены все предстоящие ему разнообразные дела и станет ясно, что он может ей предложить, – им владела тревога, постоянные сомнения, каков-то будет ее ответ. Порою он был глубоко убежден в ее расположении к нему; оглядываясь назад, он видел, что она давно уже поощряет его чувства и в своей бескорыстной привязанности так же совершенна, как и во всем прочем. Но в другое время надежды перемежались сомненьями и страхом, и, думая о том, что, по ее собственным словам, она не склонна к уединенной, затворнической жизни и предпочитает жизнь в Лондоне, чего он мог ждать, кроме решительного отказа? Разве что согласия, которое и вовсе невозможно принять, потому что оно потребовало бы от него слишком тяжких жертв – покинуть эти края, изменить долгу и призванию ему не позволила бы совесть.
Все определялось ответом на один-единственный вопрос. Настолько ли она его любит, чтоб пренебречь расхожденьями, что были до сих пор для нее важны, довольно ли любит, чтоб они перестали быть для нее важны? И, хотя на этот вопрос, который он задавал себе вновь и вновь, он по большей части отвечал «да», иной раз ответом было «нет».
Мисс Крофорд вскорости собиралась уехать из Мэнсфилда, и оттого в самое последнее время «да» и «нет» то и дело сменяли друг друга. Эдмунд видел, как сверкали у ней глаза, когда она говорила о письме любезной ее подруги, в котором та надолго приглашала ее в Лондон, и о доброте Генри, который, обязавшись оставаться здесь до января, сможет ее туда сопроводить; говорила об удовольствии такого путешествия с одушевленьем, в котором Эдмунду уже слышалось «нет». Но то было в первый день, когда обо всем только что уговорились, в самый первый час, в пылу радости, когда ничего, кроме друзей, к которым она поедет, для нее не существовало. А с тех пор он слышал, как она говорит об этом по-иному, с иными чувствами, с чувствами смешанными. Слышал, как она говорила сестре, что покидает ее с сожаленьем и уже понимает, что ни лондонские друзья, ни предстоящие удовольствия не стоят того, с чем она расстается, и хотя она чувствует, поехать надобно, и знает, как ей будет там весело, она уже предвкушает, как опять вернется в Мэнсфилд. Не таилось ли во всем этом «да»?