Меншиков

Павленко Николай Иванович

Одна из граней дарования Петра Великого состояла в умении угадывать таланты, выбирать соратников. Можно назвать десятки ярких индивидуальностей, раскрывших свои способности в самых разнообразных сферах деятельности. Но Петр умел не только угадывать таланты, но и использовать их на поприще, где они могли оказаться наиболее полезными. Несколько тому примеров.

Под Полтавой под рукой царя находился весь цвет командного состава русской армии: фельдмаршал Б. П. Шереметев, генералы А. И. Репнин, Я. В. Брюс, А. Д. Меншиков. Петр послал преследовать бежавшего с поля боя противника А. Д. Меншикова и, как дальше убедится читатель, не ошибся в своих расчетах – только Меншиков, и никто иной, обладал такими свойствами

характера и дарования, которые могли обеспечить успех операции у Переволочны.

При крайне опасном положении русской армии на реке Прут Петр отправил вести переговоры с османами не кого-либо из своего окружения, например того же канцлера Г. И. Головкина, а вице-канцлера П. П. Шафирова, человека столь же настырного, как и гибкого, умевшего быть грозным и неумолимым и источать столько любезностей и комплиментов, что совершенно обескураживал собеседника. Искусство Шафировадипломата оказалось весьма полезным, ибо перемирие, заключенное им на Пруте, как отмечалось выше, предусматривало условия самые легкие из мыслимых.

Не менее удачным было назначение Б. П. Шереметева командиром карательного отряда, направленного на подавление мятежных астраханцев, или назначение в состав делегации для переговоров со шведами А. И. Остермана. Этот коварный и вкрадчивый человек, умевший быстро завоевывать доверие и переходить на конфиденциальный тон, хотя официально и не занимал руководящей должности в делегации, но играл решающую роль в переговорах со шведами и на Аландском, и на Ништадтском конгрессах. В выборе соратников Петр ошибался редко, но ошибки все же случались, как, например, в его недооценке хитрости Мазепы.

Но мы знаем и другого Петра – человека жестокого и деспотичного, низводившего соратника до роли послушного исполнителя своей воли. Едва ли не самым выразительным примером могут служить взаимоотношения Петра и его фельдмаршала Б. П. Шереметева.

Царь никогда не возлагал на себя роль главнокомандующего армией или флотом. Такую должность номинально выполняли на суше Б. П. Шереметев, а на море – Ф. М. Апраксин. Фактически армией и флотом командовал Петр. Подобно тому как в Адмиралтействе, по свидетельству современников, не вбивался ни один гвоздь без повеления царя, так в армии и на флоте без его ведома не принималось ни одного более или менее важного решения. Где бы ни находился Петр – на самом театре военных действий, вблизи него или за многие сотни верст, именно Петр, а не Шереметев руководил перемещением войск, их формированием, определял своевременность или несвоевременность сражения. В адрес фельдмаршала сыпались понукания, угрозы, распоряжения, включавшие даже мелочи боевой жизни.

Шереметев был настолько приучен к такого рода царским повелениям, что, оказавшись без них, пребывал в полной растерянности. Именно в таком положении оказался Борис Петрович, когда Петр, сразу же после Прутского похода, отправился за границу – в Карлсбад на лечение и в Торгау на свадьбу своего сына Алексея. Связь с царем была затруднена, и Шереметев плакался Ф. М. Апраксину: ранее, писал фельдмаршал, было «не так мне прискорбно и несносно, как сие мое дело, за отлучением его самодержавства в такую дальность, також что вскорости не могу получить указ, а к тому отягощен положением на мой разсудок, что трудно делать». Своим «разсудком» Борис Петрович отвык пользоваться. Посочувствовал Шереметев и Апраксину: «Мню себе, что и вы в такой же тягости и печали застаешь».

И все же время Петра – время формирования в России личностного начала. Впервые появляются в таком количестве авторские сочинения о современности, с петровским временем связана портретная живопись с ее стремлением проникнуть во внутренний мир человека, появляются прожектеры – люди, подававшие проекты о переустройстве порядка в стране, появляется, наконец, плеяда сподвижников царя-реформатора, вышедших из низов и твердой поступью вошедших в историю исключительно благодаря личным заслугам.

Среди них первое место справедливо занимает Меншиков.

В 1726 году при Екатерине титул князя выглядел так: «светлейший Римского и Российского государств князь и герцох Ижорский, ее императорского величества всероссийского рейхсмаршал и над войсками командующий генерал-фельтмаршал, тайный действительный советник, Государственный военной коллегии президент, генерал-губернатор губернии Санкт-Питербурхской, от флота всероссийского вице-адмирал белого флага, кавалер орденов св. апостола Андрея, Слона, Белого и Черного орлов и св. Александра Невского, и подполковник Преображенский лейб-гвардии, и полковник над тремя полками, капитан-компании бомбардир Александр Данилович Меншиков». [1] Год спустя в титуле произойдут изменения – Меншиков получит чин генералиссимуса и адмирала красного флага.

1

РГАДА, ф. 198, д. 237, л. 6.

Меншиков был единственным вельможей, которому Петр Великий разрешал обнародовать указы с использованием формуляра, близкого к царскому: «Мы, Александр Меншиков, светлейший Римского и Российского государства князь и герцох Ижорский, наследный господин Аранибурха и иных, его царского величества Всероссийского верховный действительный тайный советник и над войски командующий генералфельтмаршал и генерал-губернатор губернии Санкт-Питербурхской и многих провинций его императорского величества, ковалер св. апостола Андрея и Слона, Белого и Черного орлов, от флота Российского шатбенахт и прочая и прочая». [2]

2

Там же, д. 109, л. 175.

Правда, указы такого рода, исходившие от Меншикова, носили распорядительный характер и встречаются довольно редко, но само их существование отражает место князя в правительственной иерархии.

Каково же было происхождение человека со столь пышным титулом, уступавшим только царскому?

Дать точный ответ на поставленный вопрос вряд ли возможно, ибо сохранившиеся источники сообщают противоречивые сведения о предках светлейшего. Одну группу источников составляют донесения иностранных дипломатов, а также мемуары русских и иноземных современников. Надобно, однако, помнить, что ни дипломаты, ни мемуаристы не могли наблюдать Алексашку Меншикова в годы его детства, ни тем более интересоваться жизнью его безвестного родителя. Александр Данилович попал на страницы донесений послов и сочинений мемуаристов, лишь когда он прочно укрепился в положении царского фаворита и оказывал влияние на ход военных и дипломатических событий, а также внутреннюю политику. Молва, на которую опирались современники, отказывала Меншикову в знатных родителях. Она была беспощадной к княжескому тщеславию и единодушной относительно его предков.

Самое раннее свидетельство происхождения Меншикова относится к 1698 году, ко времени, когда он еще не был ни князем, ни фельдмаршалом. Не занимал он тогда никаких постов и в правительственном аппарате, хотя ему тогда было 26 лет (родился 6 ноября 1672 года). Секретарь австрийского посольства Иоганн Корб называл Меншикова «царским фаворитом Алексашкой». В «Дневнике путешествия в Московию» Корб поместил фразу, свидетельствующую, с одной стороны, о влиятельности Алексашки, а с другой – о его происхождении: «Говорят, что этот человек вознесен до верха всем завидного могущества из низшей среди людей участи».