Меншиков
Шрифт:
Давно известно, что чем меньше в тексте фактов и больше общих слов, тем легче завуалировать истину. Приведенная выше фраза из диплома оставляет простор для домыслов и вопросов, а также ответов на любой вкус.
В самом деле, что скрывалось за расплывчатым понятием «верные услуги», будто бы оказанные родителем Александра Даниловича; на каком поприще проявил себя отец Меншикова: административном, военном, придворном? Много лет спустя Александр Данилович предпримет попытку расшифровать смысл «верной услуги» – она состояла в том, что отец якобы раскрыл заговор Федора Шакловитого. Однако на страницах четырехтомной публикации розыскного дела фамилия Меншикова даже не упомянута.
Заслуги можно списать на счет «милости Божией» – так угодно было оценить их Петру. Сложнее обстояло дело с отдаленными предками, причисленными к «фамилии благородной литовской», конечно же, со слов Александра
Первая из них была предпринята вскоре после получения дипломов – в середине декабря 1707 года он заручился документом, утвержденным съездом литовской шляхты и подписанным великим маршалом княжества Литовского Воловичем, директором съезда князем Радзивиллом и еще 46 знатными литовцами. Подписавшие удостоверяли, что они признали Александра Меншика «нашей отчизны княжества Литовского сыном». [11] Но, удостоверив принадлежность Меншикова «к породе нашей», шляхта уклонилась сообщить какие-либо подробности: она не могла назвать фольварк, которым владели предки Менжика, равно как и сообщить, где, когда и на какой службе находились эти предки.
11
РГАДА, ф. 198, д. 14, л. 3.
Подписанный документ вызывает подозрения. Не появился ли он на свет после обильного угощения, устроенного Меншиковым, чье княжеское достоинство уже было зарегистрировано австрийским императором и русским царем. Светлейший, надо полагать, не поскупился и на обещания предоставить какие-либо льготы шляхте, чьи владения находились на театре военных действий.
Получив постановление съезда, князь угомонился. Но когда у него возник план породниться с царствующей фамилией, для надутого тщеславия уже было недостаточно принадлежать к дворянскому сословию вообще. Князю хотелось быть потомком не ординарного дворянина, а дворянина, ведущего свою родословную из глубины веков, и показать, что тесть российского императора не человек случая и безродный выскочка, а потомок варягов, людей, близких к Рюриковичам. Так возникла идея взрастить пышное генеалогическое древо, своими корнями уходящее в далекое прошлое.
В архиве сохранился черновой набросок генеалогии князя на латинском языке. Автор ее, видимо, признал безнадежной попытку прибегать к именам и точным датам и их отсутствие решил возместить общими рассуждениями о превратностях человеческой судьбы. Тем самым открывался простор для взлета фантазии.
В качестве теоретической основы составитель генеалогии использовал банальную мысль, что «на земном шаре все подвержено изменению, что в мире нет ничего постоянного». Даже звезды и большие светила часто «подвержены затмениям», – заявлял автор.
От рассуждений в масштабе вселенной составитель генеалогии спускается на грешную землю, чтобы опереться на исторические примеры: существовала могущественная Греция, но оказалась завоеванной османами; Китай был покорен татарами, Рим тоже утратил блеск и величие. Аналогичные события известны и русской истории: пали Галич, Владимир, Новгород.
Все эти примеры сочинителю генеалогии понадобились для того, чтобы подвести читателя к мысли: «нет ничего удивительного, что и знаменитые фамилии и роды подвергаются переменам счастия» – знатные роды вымирают либо предаются забвению, чтобы при благоприятных условиях вновь подняться со дна и вознестись на новую высоту. Подобную метаморфозу испытал и род Меншиковых, который, по заявлению составителя генеалогии, был «за несколько сот лет» известен и в России, и в Польше и в обеих странах «пользовался большим уважением». Он имел герб с изображением головы быка на золотом поле – герб ободритов, от которых произошли Рюриковичи. На этом основании, написано в тексте, «некоторые пришли ко вполне правдоподобному заключению, что род Меншика был связан родственными узами с королями или князьями ободритов, откуда берет начало род Рюрика».
Кто такие ободриты, которых составитель генеалогии прочил в предки Меншикова?
Ободриты, или бодричи, – племя западных славян, обитавших в бассейне реки Лабы (Эльбы). У бодричей, ранее чем у восточных славян, сложились феодальные отношения: они уже в V–VIII веках имели князей, дружину и предпринимали походы на соседей. Родовитые люди России XVII века любили корни своего родословного древа выращивать не в родной земле, а на чужбине, изображая предков пришельцами из других стран – пруссами, варягами, бодричами. Меншиков, естественно, не желал быть хуже других. Если, однако, у подлинных аристократов – Куракиных или Шереметевых – мифических варягов или пруссов уже в XI или XIV веке сменяют реальные лица, имена которых отразили источники, то у Меншикова, как ни старались ученые составители, реальных предков, живших в отдаленные времена, обнаружить не удалось.
Уязвимость туманных рассуждений была, вероятно, очевидна и автору генеалогии, и он вынужден признаться, что всякие подробности скрываются «во тьме веков». Это не помешало ему категорически утверждать: «существовал род Меншика в России и знатный род Меншика в Польше», от последнего и произошел отец светлейшего князя.
Ни один из перечисленных фактов генеалогии Меншикова документально не подтвержден, как, впрочем, не подтвержден и факт пленения в 1664 году, во время русско-польской войны, отца Меншикова Даниэля. Будучи в плену, Даниэль женился на «Игнатьевне», дочери какого-то «уважаемого купца», и поступил в службу к царю Алексею Михайловичу. По совету друзей Даниэль Меншик русифицировал свое имя и фамилию и стал Даниилом Меншиковым. По совету тех же друзей он поступился еще одним достоянием: чтобы не раздражать знать, Даниэль в фамильном гербе изображение головы быка заменил коронованным сердцем. «Поскольку он, как никто другой, владел искусством править лошадьми и объезжать их, царь Федор Алексеевич взял его служителем своей конюшни». Родословие далее, как упомянуто выше, приписывает Даниле Меншикову раскрытие заговора Шакловитого в 1689 году. Этот факт изъят из печатной генеалогии и заменен другим – оказывается, что заговор Шакловитого раскрыл Александр Данилович, он же обнаружил заговор Циклера – Соковнина в 1697 году.
Отец Александра Даниловича, согласно родословию, умер, а по другой версии был убит во время осады Азова 1695 года, «оставив без какого-либо имущества и в величайшей бедности четырех детей-сирот». Далее следует перечень основных вех жизни Александра Даниловича, не вызывающий сомнений в их достоверности: участие в сражениях Северной войны, получение наград от Петра и иностранных государей, назначение на должности. Бросается в глаза множество неточностей и недомолвок как о дальних, так и о ближних предках Меншикова. К ним, например, относится версия о пожаловании его предка Андрея Васильевича Меньшого землями в Вологде и ее округе. Она является либо вымыслом, либо результатом невежества, ибо Вологодская летопись повествует о совершенно ином Андрее Васильевиче – младшем сыне князя Василия Васильевича Темного, названного, как и принято было в те времена, в отличие от старшего сына, Меньшим. К родословной Меншикова ни старший, ни младший сын Василия Темного отношения не имели.
Вызывает недоумение текст об Анне Игнатьевне, матери Меншикова. Согласно архивной генеалогии, она была дочерью почтенного купца, а в опубликованном переводе с немецкого «Игнатьевна» значится дочерью «тверского именитого гостя». Как, однако, случилось, что внуки этого купца оказались в «величайшей бедности»? Как, далее, могло статься, что дети Данилы Меншикова, находившегося на службе при дворе в должности стремянного, терпели нужду сразу же после его смерти? Кстати, Александр Данилович в год смерти своего отца уже пользовался благосклонным вниманием царя. А как добывал средства к жизни Алексашка в годы, предшествовавшие знакомству с царем? [12]
12
РГАДА, Госархив, Разряд VI, д. 160, ч. 5, л. 330–336.
В опубликованной генеалогии есть текст, явно нацеленный на подготовку читателя к мысли, что Меншиков не мог похвастаться знатностью ближайших предков. Автор рассуждает, что представители многих «благородных фамилий», оказавшись в плену, причисляли себя «к мещанскому либо крестьянскому сословию, или по неведению своих предков и своего происхождения, или по нужде и бедности, в которую повергло их пленничество». Таким людям довелось хлебнуть горя, «покуда они не получили сведений о своем благородном происхождении или трудолюбием и добрым поведением не вышли из этого состояния и не доказали верными свидетельствами своего дворянского происхождения». Не следует ли понимать признание бедности родителя и необходимость добывать знатность «трудолюбием и добрым поведением» как косвенное признание того, что источником существования Алексашки была торговля пирожками? Не ясен вопрос и о времени смерти матери князя, а также судьбе одной из ее дочерей – Марьи.