Меня проиграли миллиардеру
Шрифт:
– Нет подвоха, – качаю головой. – Я хочу то, что хочу.
Стук каблуков прерывает нашу беседу и привлекает мое внимание, прежде чем я вижу ее. Черт подери, да я пялюсь на нее с откровенным ошеломлением. В хорошем смысле этого слова. И не только я один, каждый кусок дерьма, сидящий за столом, поглощает эту женщину, буквально истекая слюнями.
Вместо скромного серого свитера на ней весьма провокационное, но в то же время королевское платье. Поверх черной облегающей ткани свисают золотые нити, и при каждом движении они колеблются, привлекая внимание к изящным очертаниям тела. Шелковистые волосы волнами спускаются
Проклятье, она само совершенство.
– Прошу прощения, – присаживаясь, извиняется Тами с ослепительной улыбкой на лице, однако стеклянные аквамариновые глаза не позволяют мне поверить ей. – Надеюсь, я не помешала? – вкрадчиво произносит она, перекидывая ногу на ногу.
– О, нет, дорогая. Ты как раз вовремя.
Тамилана бросает на него вопросительный взгляд.
– Дело в том, – саркастичный голос Князева работает в данной обстановке триггером. – Что наш гость сделал очень интересное предложение.
Он делает эффектную паузу.
– И что это за предложение? – замечаю, как тонкие пальцы Тами аккуратно поглаживают столешницу.
– Роман предложил ставку, если выигрываю я, акции мои, если он, – на лице Князева появляется подобие улыбки, – он забирает тебя. На месяц.
Глаза Тами расширяются, и она тут же впивается яростными льдинами прямо в мое сердце.
– Это шутка какая-то?
7
Резкий вздох вырывается из груди с той же скоростью, с какой кровь отливает от лица.
Как он мог позволить сделать меня гребаным трофеем?
А потом еще более ужасающая догадка разбивается о мой шокированный мозг. На кухне Роман сказал, что заберет меня, я все не могла понять, каким образом, поэтому даже выбросила эту глупость из головы, особо не поверив словам самоуверенного подонка. Вот только сейчас, глядя в невозмутимое лицо Гаспарова, понимаю: он либо сумасшедший, либо глупец. В принципе и то и другое крайности, не предвещающие ничего хорошего.
– Парень, да ты глупец, у тебя была возможность выбрать что угодно, – саркастично посмеивается мой муж, и его поддерживают сидящие за столом. – Но, хоть моя жена и не стоит того, что у нас на кону, я согласен. Выигрыш будет вдвойне приятней, – продолжает он насмехаться, а я окончательно падаю духом. – Многомиллионные акции против месяца с моей женой…
– Нет!
С бешено колотящимся в груди сердцем я подрываюсь с места, но меня тут же грубым рывком опускают на стул, а потом возле уха раздается рычание моего мужа:
– Не смей сомневаться в моей победе. Эти акции станут моими. И ты тоже останешься со мной.
Часто хватая ртом воздух, я не нахожу, что ответить своему мужу, прежде чем грубая рука покидает мое предплечье. Но даже жжение на коже под платьем едва ли сравнится с той болью, которая разрывает мою душу. Акции, акции, акции… Князев совсем свихнулся на этом проклятом бизнесе.
– Забавно… – шепчу себе под нос, пребывая в полном отчаянии, а в ушах стоит фоновый гул, потому что я отказываюсь понимать происходящее и совершенно ничего не слышу. Кажется, я даже ничего не вижу, чувствуя себя своего рода сторонним наблюдателем.
Интересно, если бы мой отец присутствовал, могла бы я рассчитывать хоть на жалкую каплю его поддержки… или сочувствия? Нет, все-таки хорошо, что он не смог явиться, какой бы не была причина его отсутствия.
– Играем один раз, – долетает до моего затуманенного рассудка голос Гаспарова. – На новой колоде.
И вот в эту секунду действительно наступает настоящая тишина, а на стол прилетает что-то тяжелое.
Я с опаской поворачиваюсь в сторону мужа и понимаю, что вся его уверенность теряет своей шлейф благородности. Сейчас с него будто сняли десятки скользких слоев лживых оболочек.
Но уверена, это видно только мне. Слишком жесток этот человек, чтобы показывать малейшую трещину в своей броне. Только я знаю, что он не отступится, потому что никогда не позволит своей бараньей гордости уступить место слабости и разуму. Лишь я понимаю, что сегодняшняя игра может перевернуть всю мою жизнь с головы до ног. Принести деспотичный хаос. Разрушить меня окончательно. Уничтожить останки шаткой гордости. А самое ужасное в том, что уйти мне никто не позволит.
Я будто погибаю между молотом и наковальней, зная, что сегодня моя судьба зависит от случайной карты…
Но я пойду до конца, потому что у меня с отцом есть один маленький секрет, точнее это секрет отца, о котором я обязана молчать. И молчать в моих же интересах. А, следовательно, я в любом случае буду марионеткой в руках мужа, потому что пожертвую всем, лишь бы подобная участь не настигла мою младшую сестру.
К сожалению единственное, что я знаю о ней, нас разлучили в день, когда она родилась…. Ту, что до тридцатой недели считали мальчиком. Но когда на свет появилась девочка, после родов которой скончалась моя мама, отец обезумел, и младенцем отправил ее в пансион в Англии.
Никто не мог ничего изменить, а мне повезло только в том, что я была первенцем. Отец не скрывал от меня этой информации и каждый раз обещал, что познакомит меня с сестрой, даже фотографии показывал, по которым я много лет пыталась найти ее.
Вот только что я могу, когда сама нахожусь в темнице с чудовищем? Да и кто мне поможет? Везде правят власть и деньги. А мой отец сполна снабжен и тем, и другим.
И вот с чего любить мне этого подонка, гордо звавшего себя отцом?
Одну отправил в интернат, другую в лапы монстру, шантажируя жизнью маленького, ни в чем не повинного ребенка. Папа напрямую говорил, что если не я, то моя пятнадцатилетняя сестра выполнит то, что предназначено мне, но если я буду послушной, весть о еще одном живом ребенке Айдарова останется в тени, как и было все эти года.
Разве могла я пожелать такой участи невинному существу, тем более ставшему копией моей мамы. У малышки был шанс жить другой жизнью, это в итоге и стало моим наваждением. Не допустить, чтобы еще одна женщина из нашего рода угодила в ловушку проклятой судьбы, где женское слово никогда не имело веса, где женщина была только имуществом мужа. Или средством получения наследников.
Я помню день, когда впервые увидела Князева. В ту ночь моя подушка была пропитана горькими слезами, с которыми я на коленях и приползала к отцу, умоляя не отдавать меня ему. Однако его воля оставалась непоколебимой. Так же как и воля Князева, пожелавшего обладать одной среди миллионов красивых женщин. Именно мной.