Меня проиграли миллиардеру

Ройс Мэри

Какой же гад!

Дыхание становится злым, порывистым, а зубы едва не скрипят от того, с какой силой я сжимаю челюсти. Месяц. Напоминаю себе, что всего лишь месяц и эта ирония судьбы вернет меня обратно в ад. А что, если я уже в нем?

Дверца распахивается, выбивая все ненужные мысли подобно порыву ветра, а потом в салоне появляется рука Гаспарова. Мне очень хочется плюнуть в нее, но я каким-то образом сдерживаюсь и принимаю помощь, вылезая на улицу.

– Я лишь гостья в твоем доме, – слишком строгим тоном возражаю и добавляю: – Не по собственной воле.

Убрав руку, гордо двигаюсь

вперед, правда, увидев дом, в котором мне предстоит прожить целый месяц, немного остепеняюсь. Точнее первое, что я вижу, это бесконечный забор, он тянется высоко вверх и в обе стороны, а уже за ним виднеется и сам замок моего заточения. Вот только слишком современный, без каких-либо излишек. Минимализм в чистом эксклюзиве. Дом будто парит в воздухе, в нем столько панорамных окон, что здание напоминает собой зеркальный портал. И вроде это совершенно новое, невероятной красоты, место, вот только кажется такой же клеткой, как дом Князева.

– Тогда будь моей гостьей, Тамилана, – неожиданно раздается возле моего уха низкий мужской голос, прежде чем на мои плечи накидывают тяжелый пиджак, пропитанный одурманивающим запахом сандала. Проклятье, сама не замечаю, как вдыхаю этот запах глубже, согреваясь изнутри, но тут же веду плечами, чуть ли не пойманная врасплох. И все-таки он заметил, ведь уже слышу его ухмылку перед тем, как мужские губы отстраняются на безопасное расстояние. – Тебе понравится, обещаю.

– Дом красивый. А вот его хозяин чересчур самоуверен, – говорю слишком тихо, потому что знаю, голос выдаст мое волнение. И восхищение.

– Это разве плохо? – его нарочно обворожительный шепот теперь щекочет мою макушку, снова являясь источником чувственных мурашек на моей коже. Но я лишаю Гаспарова этой власти, поворачиваясь к нему лицом.

– Почему я? – прикусываю нижнюю губу, уговаривая себя сдержаться, но остановиться не получается и я позволяю обвинениям посыпаться из собственного рта: – Зачем тебе все это? Или нынче так развлекается золотая молодежь? Думаешь, я буду твоей игрушкой на месяц? Сломаешь и вернешь обратно? С чего ты вообще решил, что все будет по-твоему?!

– Будет. Не сомневайся, – он холодно обрывает мою тираду, а его необыкновенные голубые глаза вспыхивают неизведанной мне темнотой. – И ты сама начала эту игру, Тами, когда весь вечер не сводила с меня взгляда. Ни тогда, когда накрывала на стол, ни когда убирала посуду, даже сидя рядом с ним, твои волшебные глаза оставались прикованы ко мне. Каждый твой взгляд принадлежал мне.

Мой рот открывается и закрывается. И я ненавижу себя за то, что позволяю этому наглецу обвинять себя!

– Это смешно! – закатываю глаза и первая следую в сторону дома, иначе боюсь плюнуть в это совершенное лицо. Вот только поднявшись на «воздушное» крыльцо, останавливаюсь, не смея первой переступить порог чужого дома. Чужого!

– Я не хочу ругаться с тобой, – снова доносится до меня голос Гаспарова, но я решаю промолчать, ощущая жар его тела даже сквозь пиджак. С минуту мы так и стоим в неловком молчании, после чего мужчина все-таки протягивает руку и открывает дверь. – Идем, – тяжелая ладонь ложится мне на поясницу и слегка подталкивает вперед.

Из легких вырывается практически последние кусочки воздуха, когда я слышу, как с мягким щелчком закрывается за мной дверь.

– Составишь мне компанию? Не люблю готовить в одиночестве. – С моих плеч исчезает тепло пиджака, остается лишь шлейф мужского запаха, рассыпанного по моей коже. Я обхватываю себя руками, чтобы не чувствовать собственную уязвимость рядом с этим мужчиной.

– Готовить? – немного удивленно переспрашиваю я, позволяя хозяину дома вести меня вдоль длинного коридора с редкими картинами на стенах и изумрудным свечением.

– Что тебя так удивляет? Я живу один. Готовка – это меньшее, что я должен уметь.

От его непринужденности хочется закричать.

– Эм-м, а прислуги в таком большом доме не имеется?

– Не люблю присутствие посторонних. Они уезжают сразу после того, как заканчивают свою работу. Но так как время уже за полночь, ужин остыл. Если не хочешь есть, можно обойтись вином и закусками. Нам стоит сразу обсудить условия нашего совместного проживания.

Я останавливаюсь, вынуждая и его сделать то же самое. Ужин? Вино? Обсудить условия совместное проживание? Он что, издевается?

– Роман, послушай…

– Тамилана, я слишком долго этого ждал, – Гаспаров подходит ближе ко мне, и я напрягаюсь, не понимая, что он хочет сделать, а когда его красивое лицо приближается к моему, невольно оступаюсь назад. Вот только мужская ладонь, вжавшаяся в поясницу, придвигает меня обратно. – Не пытайся противиться мне, потому что я хочу тебя. И я получу тебя, – хрипло предупреждает он, и его голос становится ниже и глубже, царапая распавшиеся в немом вдохе губы, в то время как мое сердце уже вовсю истерично бьется в горле, но замирает, когда я слышу: – Ты сама попросишь меня об этом.

10

Не в силах контролировать свои нервы, уже двадцать минут я тереблю тонкую ножку бокала. И пусть во мне уже двойная доза вина, тяжелое ощущение опьянения не облегчает мое состояние.

Ни черта помогает!

Медленно облизываю пересохшие от алкоголя губы и прикрываю глаза.

Боже, как же я облажалась.

Внутри дикий раздрай, и я до сих пор никак не найду слов для беседы после того, что услышала в коридоре. Такое ощущение, что меня контузило от его речи, а потом все будто погрузилось в вязкий туман. Я даже не воспротивилась, господи, даже не возмутилась, услышав его абсурдное заявление. Напротив, мною овладело какое-то пугающее чувство, утягивающее на неизведанную мне территорию. Туда, где мужчина желает меня… Нет! Абсурд! Хочется отхлестать себя по щекам, чтобы прекратила плыть от этого мужчины, как податливый воск, оказавшийся в плену огня.

– Ты успокоилась?

Его любезность подобно тупой бритве. Раздражает и причиняет особую боль.

– Все в порядке, – как-то глухо выходит из меня, но мне плевать, опять держать маску? Да я ведь не робот.

Я рассыпалась от одного его прикосновения, слова… дыхания. Он такой неоднозначный, что мне хочется драть на себе волосы. То я хочу его придушить, возненавидеть до кончиков пальцев, то желаю снова ощутить их на себе, с каждой секундой все больше и больше нуждаясь во внимании.